— До чего приятное местечко!
Гасси ежилась. Поверх майки на ней была только кружевная Мариина шаль. Он подумал и снял с себя толстовку. Накинул женщине на плечи. Гасси покосилась, покорно шмыгнула покрасневшим носом — сколько она уже здесь стоит?
Он похлопал по влажным почерневшим перилам.
— А тебе никогда не хотелось открыть дверь… ну там, на какие-нибудь Гавайи? Чтоб пальмы, море, песок, солнце — и никакого дождя?
— Я уже открывала. В юности.
— И что, так не понравилось?
— Обгорела до полусмерти, — она вытянула руки. — Видишь, какая белая кожа? Веснушки… С тех пор дверь туда не открывалась.
Ему не нравилась эта Гасси — притихшая, печальная, погруженная в какие-то старые грустные воспоминания или страхи.
— Знаешь, — сказал Уокен. — Я ведь действительно не уничтожал твои розы. И приказа такого не давал. Это, как выяснилось, инициатива одного из моих рабочих. Решил ускорить стройку, помочь мне… кретин. Я его уволил. Мне, правда, жаль.
Гасси молча кивнула. Они постояли еще, глядя в осень. Стив осторожно взял ее запястье, потянул за собой.
— Пошли-ка домой. Там Мария готовит глинтвейн. Самое то для такой погодки. И, знаете что, мисс Хилл? В следующий раз берите с собой на Гавайи меня. Я помогу вам намазаться солнцезащитным кремом.
— Я побеседовал кое с кем из жильцов.
— Да ну? Большой прогресс! Неужели вы снизошли до общения с нами, грешными?
Он уже не обращал внимания на ее язвительный тон.
— Тут Ники рассказывал…
Рука, сыпавшая специи в сковороду, замерла.
— Ты добрался и до Ники?
— А что? Да, мы с Ники становимся приятелями. Тебя это задевает?
— Скорее — удивляет.
— Он рассказывал, как они удирали от его психа-отца. Конечно, у мальчишки мало поймешь… но, знаешь, что?
Женщина сосредоточенно кромсала зелень.
— Он сказал — мы с мамой приехали в аэропорт, чтобы улететь к бабушке. Но денег на билеты не хватило и мы пошли на улицу. Шел дождь, мы шли, шли, я совсем замерз и даже не мог плакать… Заплакала мама. А потом в темноте открылась дверь и мы зашли в дом.
— Спасибо за информацию, — отозвалась Гасси, — но я помню, как они здесь появились.
— Но он говорил про аэропорт!
— Да, ты уже сказал это.
— Здесь ведь на тысячи миль нет никакого аэропорта!
Гасси глянула из-за плеча, издевательски подняв темные брови.
— Правда? Ты открываешь мне глаза!
— Хватит! — сорвавшись с места, он схватил ее за плечо. Встряхнуть не успел — острый кончик ножа уперся ему в грудь. Гасси сказала свистящим шепотом:
— Мистер Уокен! Будьте так любезны…
Он отступил, подняв руки:
— Ладно-ладно, извини, я погорячился.
— В следующий раз горячность тебе дорого обойдется, — буркнула она и смахнула ножом зелень в сковородку.
— Гасси… Извини, Кассандра! Что это все значит?
Она захлопнула крышку. Смахнула с разгоряченного лица прилипшие волосы.
— А что это значит — по-твоему?
Он сморщился. Сказал трудно:
— Если я не рехнулся… и если не рехнулись все эти твои жильцы…и если это не какой-то идиотский розыгрыш…
— Многовато «если», — заметила Гасси.
— …то дом занимается… хм, телепортацией? Черт, зачем я увлекался научной фантастикой?
Гасси подумала.
— Ну что ж, можно и так назвать. Понимаешь, Стив, это Дом.
— Да, я уже…
— Нет, ты не понял! Это ДОМ! Дом всех домов. Представь себе дерево, — она выразительно жестикулировала. — Огромное дерево. Оно пустило корни, многочисленные корни по всему миру. Понимаешь? Он пронизывает все пространство и открывает двери тому, кто в нем нуждается. Везде.
— Пространство. Все пространство? — он сощурился. Хороший образ. Но было что-то еще… Библиотекарь. Бал. Звезды. — Гасси, — только пространство?
Гасси смотрела на него широкими глазами.
— И да, и время.
У него закружилась голова. Стивен попятился и сел на подвернувшийся вовремя стул.
— А ты что… привратница всех этих дверей?
Гасси улыбнулась.
— Ну что ты. Я просто хозяйка.
— Ну, и что тут у нас?
Он оглянулся на подошедшую Гасси. Женщина прислонилась плечом к косяку, обозревая пейзаж. Черные треугольные скалы, обведенные белым абрисом лунного света. Ровная поверхность воды, в которой отражается неподвижное ночное небо с крупными звездами, гигантская луна, и вторая, поменьше — оранжевая, склонившаяся низко над озером (морем?). Две дрожащие лунные дорожки подбегали к самому порогу. Стивен сидел, свесив ноги наружу, и не испытывал ни малейшего желания выйти.