89 
— Нет, да! А твои ребята? Они на всю жизнь запомнят, что папа летал на Марс, а они торчали тут как пришитые. Веселенькую задачку задашь ты своим сыновьям. До самой смерти они будут думать о ракетах. По ночам глаз не сомкнут. Изведутся с тоски по этим самым ракетам. Вот как ты сейчас. До того, что если не полететь разок, так хоть в петлю. Лучше ты им это в голову не вбивай, верно тебе говорю. Пускай примирятся с бедностью и не ищут ничего другого. Их дело — мастерская да железный лом, а на звезды им глазеть нечего.
— Но…
— А допустим, полетит твоя жена? И ты будешь знать, что она всего повидала, а ты нет — что тогда? Молиться на нее, что ли? А тебе захочется утопить ее в нашей речке. Нет уж, Бодони, купи ты себе лучше новый резальный станок, без него тебе и впрямь не обойтись, да пусти свои мечты под нож, изрежь на куски и истолки в порошок.
Старик умолк и уставился неподвижным взглядом на реку — в глубине мелькали отражения проносящихся по небу ракет.
— Спокойной ночи, — сказал Бодони.
— Приятных снов, — отозвался старик.
Из блестящего тостера выскочил ломоть поджаренного хлеба, и Бодони чуть не вскрикнул. Всю ночь он не сомкнул глаз. Беспокойно спали дети, рядом возвышалось большое сонное тело жены, а он все ворочался и всматривался в пустоту. Да, Браманте прав. Лучше эти деньги вложить в дело. Стоило ли их откладывать, если из всей семьи может полететь только один, а остальные станут терзаться завистью и разочарованием?
— Ешь свой хлеб, Фиорелло, — сказала Мария, жена.
— У меня в глотке пересохло, — ответил Бодони.
В комнату вбежали дети — трое сыновей вырывали друг у друга игрушечную ракету, в руках у обеих девочек были куклы, изображающие жителей Марса, Венеры и Нептуна — зеленые истуканчики, у каждого по три желтых глаза и по двенадцать пальцев на руках.
— Я видел ракету, она пошла на Венеру! — кричал Паоло.
— Она взлетела и как зашипит: ууу-шшш! — вторил Антонелло.
— Тише вы! — прикрикнул Бодони, зажав ладонями уши.
Дети с недоумением посмотрели на отца. Он не часто повышал голос. Бодони поднялся.
— Слушайте все, — сказал он. — У меня есть деньги, хватит на билет до Марса для кого-нибудь одного.
Дети восторженно завопили.
— Вы поняли? — сказал он. — Лететь может только один из нас. Так кто полетит?
— Я, я, я! — наперебой кричали дети.
— Ты, — сказала Мария.
— Нет, ты, — сказал Бодони.
И все замолчали. Дети собирались с мыслями.
— Пускай летит Лоренцо, он самый старший.
— Пускай летит Мириамна, она девочка!
— Подумай, сколько ты всего повидаешь, — сказала мужу Мария. Но глаза ее смотрели как-то странно, и голос дрожал. — Метеориты, как стаи рыбешек. Небо без конца и края. Луна. Пускай летит тот, кто потом все толком расскажет. А ты хорошо умеешь говорить.
— Чепуха. Ты тоже умеешь.
Всех била дрожь.
— Ну, так, — горестно сказал Бодони. Взял веник и отломил несколько прутиков разной длины. — Выигрывает короткий. — Он выставил стиснутый кулак. — Тяните.
Каждый по очереди сосредоточенно тащил прутик.
— Длинный.
— Длинный.
Следующий.
— Длинный.
Вот и все дети. В комнате стало очень тихо.
Оставались два прутика. У Бодони защемило сердце.
— Теперь ты, Мария, — прошептал он.
Она вытянула прутик.
— Короткий, — сказала она.
— Ну вот, — вздохнул Лоренцо и с грустью, и с облегчением. — Мама полетит на Марс.
Бодони силился улыбнуться.
— Поздравляю! Сегодня же куплю тебе билет.
— Обожди, Фиорелло.
— На той неделе и полетишь, — пробормотал он.
Дети смотрели на мать — у всех крупные прямые носы, и все губы улыбаются, а глаза печальные. Медленно она протянула прутик мужу.
— Не могу я лететь.
— Да почему?!
— Я должна думать о будущем малыше.
— Что-о?
Мария отвела глаза.
— В моем положении путешествовать не годится.
Он сжал ее локоть.
— Это правда?
— Начните сначала. Тяните еще раз.
— Почему же ты мне раньше ничего не говорила? — недоверчиво сказал Бодони.
— Да как-то к слову не пришлось.
— Ох, Мария, Мария, — прошептал он и погладил ее по щеке. Потом обернулся к детям: — Тяните еще раз. И тотчас Паоло вытащил короткий прутик.
— Я полечу на Марс! — Он запрыгал от радости. — Вот спасибо, папа!
Другие дети бочком, бочком отошли в сторону.
— Счастливчик ты, Паоло!
Улыбка сбежала с лица мальчика, он испытующе посмотрел на мать с отцом, на братьев и сестер.
89 
