— Ч-ч-ч-ч...
Ведро глухо шмякнуло и оказалось на голове одного из мордоворотов. Сделав шаг в сторону, зловещая старуха схватила освободившийся стул. Не переставая издавать шипение, она с размаху врезала им по цинковому колпаку с кроваво-красной надписью «ХО». Раздалось глухое: «Бум!» — и обмякшее большое тело осело на пол без признаков жизни. Усиливая нереальность происходящего, страшная бабуля игриво подмигнула замершему бугаю с зажигалкой. Тот стоял, продолжая светить другим, но «спалился» сам. Нагревшаяся железная « Zippo» жгла руку. Квадратная челюсть от изумления отвалилась, упав на грудь. Прекратив шипеть, Хана таинственно произнесла, выпуская из рук стул:
— Грубое нарушение инструкции! Отсутствие резервного источника света на посту — раз!
Морщинистый палец с безупречным маникюром совершил назидательное круговое движение и вдруг резко воткнулся телохранителю в глазницу. Взвыв от неожиданной вспышки ослепляющей боли, тот схватился обеими руками за глаз. Тут же острое колено Ханы с силой врезалось ему в пах.
— Недостаток бдительности на дежурстве — два! — ворчливо сказала она недовольным шепотом.
После этого все тот же стул звучно врубился в затылок согнутого пополам охранника. Ветхий предмет больничной меблировки не выдержал драматизма ситуации и распался. Число тел, лежащих на полу, удвоилось.
— Что люди, что мебель, — грустно заметила женщина, — рухлядь...
Упавшая зажигалка продолжала разгонять мрак в радиусе нескольких метров. Наступило время уборки. Она принесла еще один стул, В мгновение ока оба тела заняли прежние места. С той лишь разницей, что их позы теперь дышали покоем. Ведро, швабра и деревянные обломки были засунуты в заветную палату номер шесть. Следом туда вошла и сама Виктория Борисовна, на всякий случай вернувшая себе образ и черты, присущие настоящей уборщице.
Впрочем, это оказалось излишним. Ее встретил густой вибрирующий храп. В темноте она чуть сместилась в сторону, чтобы не зацепить заброшенных внутрь предметов, и тотчас наткнулась на ручку каталки. Инстинктивно выставив вперед руки, Хана уперлась во что-то круглое и плотное.
— Гипс! — удовлетворенно шепнула она после тщательного ощупывания.
Правда, на гладкой поверхности временами попадались непонятные ямы и вмятины. «Поношенный!» — пронеслась в голове тревожная мысль. Пришлось для контроля осторожно потянуть на себя простыню. Одновременно Виктория Борисовна переместилась ближе к изголовью.
— Негр! — легкий вздох облегчения пролетел по палате.
На подушке, испуская храп и пузыри, почивала курчавая голова Тампука. С умилением она провела ладонью по черным волосам. На душе вдруг стало спокойно и радостно. Снедавший сердце лихорадочный огонь тоски и тревоги начал затухать. Но на сантименты были отведены лишь доли секунды. Взявшись за ручки каталки, Виктория Борисовна снова стала резкой, опасной и безжалостной Ханой.
* * *
Ровно в шесть тридцать лязгнул засов. Створки двери под табличкой «Выдача трупов» распахнулись, и в метель выехала каталка. В целях конспирации Тампук был с головой накрыт простыней. Сразу после выезда из палаты, словно почувствовав важность момента, он перестал храпеть. Не исключено, впрочем, что свою роль сыграл и уголок подушки, заботливо заткнутый ему в рот. Как бы то ни было, а возле машины «скорой помощи» они оказались без приключений и точно в срок.
Привлеченный шумом и движением Семеныч тихо охнул, угадав на каталке под простынею очертания человеческого тела, и выдавил:
— Жопа...
Димон резко дернулся, поворачивая голову. Неистребимая любовь к зеленоватым хрустящим бумажкам придала ему храбрости.
— Не бзди, Семеныч! За живых меньше платят! — произнес героический фельдшер, на ватных ногах выбираясь из машины.
Печальный груз уже стоял возле задней дверцы готовый к отправке.
— Профессор здесь? — громко спросила Хана.
— Не приходил, — отозвался Димон, с опаской присматриваясь к лежащему на каталке телу.
Пушистый снег уже припорошил простыню. Казалось, природа укутывает свое дитя, под вой ветра начиная прощальную тризну.
С другой стороны подошел Семеныч, тоже не похожий на жизнерадостного оптимиста. Бодрясь, фельдшер похлопал по верху каталки, вздымая белое облако. Ладонь попала точно на загипсованную ногу. Звук получился чужим и жутко неприятным.
— Окоченел, — по возможности невозмутимо констатировал Димон.