Особенно,... 
24 
— Командир, сворачивать или продолжать?
— Приготовьте чашу. Теперь — сюда, заканчивайте, живей!
Он повернулся к манипулятору огромной чаши, сунул руки в перчатки дистанционного управления. Одно движение кисти — и из недр корабля вытянулась исполинская рука с гигантскими пальцами. Ближе, ближе… металлическая рука погрузила "Золотую чашу" в пылающую топку, в бестелесное тело, в бесплотную плоть Солнца.
"Миллион лет назад, — быстро подумал командир, направляя чашу, — обнаженный человек на пустынной северной тропе увидел, как в дерево ударила молния. Его племя бежало в ужасе, а он голыми руками схватил, обжигаясь, головню и, защищая ее телом от дождя, торжествующе ринулся к своей пещере, где, пронзительно рассмеявшись, швырнул головню в кучу сухих листьев и даровал своим соплеменникам лето. И люди, дрожа, подползли к огню, протянули к нему трепещущие руки и ощутили, как в пещеру вошло новое время года. Его привело беспокойное желтое пятно, повелитель погоды. И они несмело заулыбались… Так огонь стал достоянием людей".
— Командир!
Четыре секунды понадобились исполинской руке, чтобы погрузить чашу в огонь.
"И вот сегодня мы снова на тропе, — думал командир, — тянем руку с чашей за драгоценным газом и вакуумом, за горстью пламени иного рода, чтобы с ним, освещая себе путь, мчаться через холодный космос обратно и доставить на Землю дар немеркнущего огня. Зачем?"
Он знал ответ еще до того, как задал себе вопрос.
"Затем, что атомы, которые мы подчинили себе на Земле, слабосильны; атомная бомба немощна и мала;
лишь Солнце ведает то, что мы хотим знать, оно одно владеет секретом. К тому же это увлекательно, это здорово; прилететь, осалить — и стремглав обратно! В сущности, все дело в гордости и тщеславии людей — козявок, которые дерзают дернуть льва за хвост и ускользнуть от его зубов. Черт подери, скажем мы потом, а ведь справились! Вот она, чаша с энергией, пламенем, импульсами, — назовите, как хотите, — которая даст ток нашим городам, приведет в движение наши суда, осветить наши библиотеки, позолотит кожу наших детей, испечет наш хлеб насущный и поможет нам усвоить знание о нашей вселенной. Пейте из этой чаши, добрые люди, ученые и мыслители! Пусть сей огонь согреет вас, прогонит мрак неведения и долгую зиму суеверий, леденящий ветер недоверия и преследующий человека великий страх темноты. Итак, мы протягиваем руку за даянием…"
— О!
Чаша погрузилась в Солнце. Она зачерпнула частицу божественной плоти, каплю крови вселенной, пламенной мысли, ослепительной мудрости, которая разметила и проложила Млечный Путь, пустила планеты по их орбитам, определила их ход и создала жизнь во всем ее многообразии.
— Теперь осторожно, — прошептал командир.
— Что будет, когда мы подтянем чашу обратно? И без того такая температура, а тут…
— Бог ведает, — ответил командир.
— Насос в порядке, командир!
— Включайте!
Насос заработал.
— Закрыть чашу крышкой!.. Теперь подтянем. — медленно, еще медленнее…
Прекрасная рука за стеной дрогнула, повторив в исполинском масштабе жест командира, и бесшумно скользнула на свое место. Плотно закрытая чаша, рассыпая желтые цветы и белые звезды, исчезла в чреве корабля. Аудиотермометр выходил из себя. Система охлаждения билась в лихорадке, жидкий аммиак пульсировал в трубах, словно кровь в висках орущего безумца.
Командир закрыл наружный люк.
— Готово.
Все замерли в ожидании. Гулко стучал пульс корабля, его сердце отчаянно колотилось. Чаша с золотом — на борту! Холодная кровь металась по жестким жилам: вверх — вниз, вправо — влево, вверх — вниз, вправо — влево…
Командир медленно вздохнул.
Капель с потолка прекратилась. Лед перестал таять.
— Теперь — обратно.
Корабль сделал полный поворот и устремился прочь.
— Слушайте!
Сердце корабля билось тише, тише… Стрелки приборов побежали вниз, убавляя счет сотен. Термометр вещал о смене времен года. И все думали одно:
"Лети, лети прочь от пламени, от огня, от жара и кипения, от желтого и белого. Лети навстречу холоду и мраку". Через двадцать часов, пожалуй, можно будет отключить часть холодильников и изгнать зиму. Скоро они окажутся в такой холодной ночи, что придется, возможно, воспользоваться новой топкой корабля, заимствовать тепло у надежно укрытого пламени, которое они несут с собой, словно неродившееся дитя.
Они летели домой.
24 
