Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
188 
— Ты моя, — сказал он. — Пускай ты никогда не извергнешь пламя и не сдвинешься с места, пускай будешь пятьдесят лет торчать тут и ржаветь, а все-таки ты моя.
От ракеты веяло временем и далью. Это было все равно что войти внутрь часового механизма. Каждая мелочь отделана и закончена с ювелирной тщательностью. Эту ракету можно бы носить на цепочке, как брелок.
— Пожалуй, сегодня я в ней и переночую, — взволнованно прошептал Бодони.
Он уселся в кресло пилота. Тронул какой-то рычаг.
Стал то ли напевать, то ли гудеть с закрытым ртом, с закрытыми глазами.
Гудение становилось все громче, громче, все тоньше и выше, все странней и неистовей, оно ликовало, нарастало, наполняя дрожью все тело, оно заставило Бодони податься вперед, окутало его и весь воздушный корабль каким-то оглушительным безмолвием, в котором только и слышался визг металла, а руки Бодони летали над пультом управления, плотно сомкнутые веки вздрагивали, а звук все нарастал — и вот уже обратился в пламя, в мощь, в небывалую силу, которая поднимает его, и несет, и грозит разорвать на части. Бодони чуть не задохнулся. Он гудел и гудел не переставая, остановиться было невозможно — еще, еще, он крепче зажмурил глаза, сердце колотится, вот-вот выскочит.
— Старт! — пронзительно кричит он.
Толчок! Громовой рев!
— Луна! — кричит он. — Метеориты! — кричит он, не видя, зажмурясь изо всех сил.
Неслышный головокружительный полет в багровом пляшущем зареве.
— Марс, да-да, Марс! Марс!
Задыхаясь, он без сил откинулся на спинку кресла. Трясущиеся руки сползли с пульта управления, голова запрокинулась. Долго он сидел так, медленно и тяжело дыша; реже, спокойнее стучало сердце.
Медленно, медленно он открыл глаза.
Перед ним был все тот же двор.
С минуту он сидел не шевелясь. Неотрывно смотрел на груды металлического лома. Потом подскочил, яростно ударил по рычагам.
— Старт, черт вас подери!
Ракета не отозвалась.
— Я ж тебя!
Он вылез наружу, его обдало ночной прохладой; спеша и спотыкаясь, он запустил на полную мощность мотор грозной резальной машины и двинулся с нею на ракету. Ловко ворочая тяжелый резак, задрал его вверх, в лунное небо. Трясущиеся руки уже готовы были обрушить всю тяжесть на эту нахальную, лживую подделку, расколоть, искромсать дурацкую выдумку, за которую он заплатил так дорого, а она не желает работать, не желает повиноваться!
— Я тебя проучу! — заорал он. Но рука его застыла в воздухе.
Лунный свет омывал серебристое тело ракеты. А поодаль, за ракетой, золотились окна его дома. Там слушали радио, до него доносилась далекая музыка. Полчаса он сидел и думал, глядя на ракету и на огни своего дома, и глаза его то становились как щелки, то раскрывались во всю ширь. Потом он оставил резак и пошел прочь и на ходу засмеялся, а подойдя к черному крыльцу, перевел дух и окликнул жену:
— Мария! Собирайся, Мария! Мы летим на Марс!
— Ой!
— Ух ты!
— Даже не верится!
— Вот увидишь, увидишь!
Дети топтались во дворе на ветру под сверкающей ракетой, еще не решаясь до нее дотронуться. Только кричали, перебивая друг друга.
Мария посмотрела на мужа.
— Что ты наделал? — спросила она. — Потратил все наши деньги? Эта штука никогда не полетит.
— Полетит, — сказал он, не сводя глаз с ракеты.
— Межпланетные корабли стоят миллионы. Откуда у тебя миллионы?
— Она полетит, — упрямо повторил Бодони. — А теперь идите все домой. Мне надо позвонить по телефону, и у меня много работы. Завтра мы летим! Только никому ни слова, понятно? Это наш секрет.
Спотыкаясь и оглядываясь, дети пошли прочь. Скоро в окнах дома появились их тревожные, разгоряченные рожицы.
А Мария не двинулась с места.
— Ты нас разорил, — сказала она. — Ухлопать все деньги на это… на такое! Надо было купить инструмент, а ты…
— Погоди, увидишь, — сказал Фиорелло.
Она молча повернулась и ушла.
— Господи, помоги, — прошептал он и взялся за работу.
За полночь приходили грузовики, привозили все новые ящики и пакеты. Бодони, не переставая улыбаться, выкладывал еще и еще деньги. С паяльной лампой и полосками металла в руках он опять и опять набрасывался на ракету, что-то приделывал, что-то отрезал, колдовал над нею огнем, наносил ей тайные оскорбления. Он запихал в ее пустой машинный отсек девять старых-престарых автомобильных моторов. Потом запаял отсек наглухо, чтоб никто не мог подсмотреть, что он там натворил.
188 
