Старик отвел глаза, мучительно пытаясь найти правдоподобный ответ.
– Понимаете, – сказал он наконец. – Дело в том…
– Пожалуйста, ничего не говорите. Я не должен был задавать вам этот вопрос.
– Ничего страшного. Мне действительно пора.
Он протянул мне руку на прощание и вдруг, крепко сжав мою руку и пристально глядя мне в глаза, воскликнул:
– Мы действительно знаем друг друга, правда?
– Да, – сказал я.
– Но где и когда мы встречались?
– С той поры прошло много-много лет.
Он так и не выпускал моей руки, он схватился за нее так, будто выпусти ее – и он упадет.
– Вы не могли бы сказать еще раз, как вас зовут?
Я назвался еще раз.
– Забавно, – сказал он и тихо продолжил: – Мы носим одну и ту же фамилию. Бывает же такое!
– Бывает, – сказал я.
Когда мне удалось наконец высвободиться, я тут же сам взял его за руку точно так же крепко.
– В следующий раз мы встретимся у девятнадцатой лунки.
– У девятнадцатой, – повторил он. – Вы что, правда собираетесь сюда еще вернуться?
– Теперь, когда я знаю, где вас найти, я непременно как-нибудь приду. Мне понравилось гулять и подбирать мячи.
– Спасибо вам. Признаться, у меня и знакомых-то особых нет…
– Я постараюсь приезжать сюда почаще.
– Все это только слова…
– Нет. Я даю вам честное слово.
– Смотрите. Честное слово – вещь серьезная…
– Я знаю.
– Пойду я. – Теперь уже ему пришлось с усилием высвобождать свою руку и массировать ее, чтобы восстановить кровообращение. – Здесь ведь ничего не ходит.
Он зашагал прочь и, подняв с земли еще один, теперь уже последний, мячик, бросил его мне.
– У девятнадцатой, – тихо сказал он.
– Да, – ответил я.
В следующее мгновение он уже исчез в темноте.
Я стоял на прежнем месте и плакал. В моем нагрудном кармане лежал подаренный им мячик для гольфа.
«Долежал бы там хотя бы до утра», – подумалось мне.
Звери
Beasts (2002)
За обедом Смит и Конуэй неведомо почему заговорили о невинности и о зле.
– В тебя когда-нибудь ударяла молния? – спросил Смит.
– Нет, – ответил Конуэй.
– А в кого-нибудь из твоих знакомых?
– Нет.
– И тем не менее такие люди существуют. Ежегодно это происходит со ста тысячами человек, и только тысяча из них погибают, денежки плавятся прямо у них в карманах. Каждый из нас полагает, что в него-то молния уж всяко не ударит. Мы-то, мол, подлинные христиане и исполнены множества всяческих добродетелей.
– Но какое отношение все это имеет к теме нашего разговора? – спросил Конуэй.
– Самое непосредственное. – Смит прикурил от зажигалки и уставился в ее пламя. – Ты отказываешься согласиться с тем, что в этом мире преобладает зло. А я, напомнив тебе о молнии, которая бьет в кого попало, пытаюсь тебя переубедить.
– Зла без добра не существует.
– С этим я спорить не стану. Но если люди не будут признавать обе эти вещи, мир провалится в преисподнюю. Прежде всего мы должны понять, что ни один добропорядочный человек не свободен от греха и любому грешнику ведомо хоть что-то доброе. Когда мы относим человека к той или иной категории, мы грешим против истины. Мы не должны видеть в нем ни праведника, ни грешника, ибо он несет в себе черты обоих. Швейцер[18] кажется нам едва ли не святым только лишь потому, что ему удалось уморить или посадить на цепь жившего в его душе бесенка. Гитлер представляется нам самим Люцифером, но разве он не боролся с жившим в его душе светлым началом? Мы же единственно развешиваем ярлыки.
– Говори покороче, – перебил собеседника Конуэй.
– Хорошо, – усмехнулся Смит. – Возьмем, к примеру, тебя. Внешне ты похож на белый свадебный торт, украшенный сахарной глазурью. Все белым-бело. Но где-то в глубинах твоей души стучит и черное сердце. Там живет Зверь. Если ты не поймешь этого, он тебя проглотит.
Конуэй расхохотался.
– Смех, да и только! – воскликнул он. – Забавно, ничего не скажешь!
– Скорее печально, а не забавно.
– Ты уж меня прости, – фыркнул Конуэй. Я не хочу тебя обижать, но ты…
– Ты обижаешь не меня, а себя и вредишь собственной душе.
– Умоляю тебя! – вновь захохотал Конуэй. – Я не хочу выслушивать все эти глупости!
Кровь бросилась в лицо Смиту. Он поднялся из-за стола.
– И все-таки ты обиделся, – тут же пришел в себя Конуэй. – Прошу тебя, не уходи.