— А мой сын, что с моим сыном? — снова спросила Фьора.
— Его воспитают как положено и согласно его рождению.
Я поручу это Великому Бастарду Антуану, который сделает из него человека.
— Я глубоко уважаю монсеньера Антуана, но не признаю за ним права, пока жива, заниматься моим ребенком!
— Пока вы живы? А вы уверены, что это надолго?
— Король намерен приговорить меня… к смерти?
— Вы замышляли то же сделать со мной! — резко бросил Людовик.
— Никогда! Клянусь спасением моей души, я никогда не желала вашей смерти! Для этого мне надо было потерять рассудок!
— Или быть очень ловкой. Вы не урожденная флорентийка, мадам, но вы ею стали, и кажется, что в деле интриги для вас нет никаких секретов! Не будете же вы отрицать, что прошлым летом написали письмо, которое передали папскому легату в Авиньоне?
— Кардиналу делла Ровере? Конечно, сир, и я не собираюсь это отрицать.
— К кому было написано это письмо?
— К любимой подруге, которая помогла мне выйти живой из Рима, добраться до Флоренции и некоторым образом спасти жизнь монсеньору Лоренцо: сеньоре Катарине Сфорца, графине Риарио…
— Что такого срочного хотели вы ей сообщить?
— Передать мои запоздалые слова благодарности. Впрочем, я написала это письмо по настоятельной просьбе кардинала.
— Как все естественно! — произнес король, пожав плечами. — А почему делла Ровере попросил вас об этом?
— Все довольно просто. Он очень любит свою кузину, и ему показалось, что на нее обрушились большие неприятности из-за той помощи, которую она мне оказала. И кардинал захотел, чтобы я заверила донну Катарину в своей признательности и пообещала поговорить с королем о том, чтобы он вмешался и прекратил войну между Римом и Флоренцией.
— Поговорить очень просто: убив «старого черта»— а именно так написано в вашем письме, — что это лишит Флоренцию ценной помощи пушками и золотом…
— Я никогда не писала ничего подобного! — воскликнула Фьора. — И с какой стати мне это нужно?
— В надежде, что папа даст вам больше того, что вы потеряли со смертью Бельтрами! Смотрите!
И король вынул из широкого рукава лист бумаги, который, видимо, много путешествовал, потому что его сгибы обтерлись и почернели, а зеленая печать совсем раскрошилась. Он протянул бумагу Фьоре.
— Ведь это ваше письмо? Это же ваш почерк? И печать тоже ваша: зеленый воск с тремя незабудками, которые вы сами выбрали, как вашу личную эмблему?
Письмо и вправду как две капли воды было похоже на то, которое она отдала Джулиано делла Ровере. Это был ее собственный почерк, ее маленькая зеленая печать, но текст был совершенно другой, и Фьора побледнела, когда начала читать, потому что она держала в руках свой смертный приговор. Она читала и перечитывала это письмо, чтобы убедиться, что глаза не обманывают ее и что она не сходит с ума:
«… и я заверяю его святейшество и ваше преосвященство в моей глубокой преданности, на которую вы всегда можете рассчитывать. Через несколько месяцев, потому что мне надо связаться с рядом мятежников на нашей бургундской территории, занятой врагом, я сделаю так, что старый черт, который и так давно заслуживает адского огня, перестанет вредить великому делу святейшего отца. Франция, которой будет править ребенок, перестанет наконец-то надоедать принцам, жалкой копией которых является ее теперешний король».
Дальше следовала, как и надо было ожидать, просьба о плате за услугу. Фьора подняла на короля испуганный взгляд, но ее глаза были при этом ясны, и рука не дрожала.
— Король на самом деле считает меня способной написать такую мерзость? Меня, которая ненавидит все окружение папы, за единственным исключением в лице донны Катарины?
— Вы — женщина, и женщина красивая. Такие, как вы, способны на все, чтобы заиметь много денег, что даст возможность заниматься только своей красотой, которая, впрочем, скоро проходит, и создавать ей достойное обрамление.
— Я богата и не нуждаюсь в подачках от папы. Монсеньор Лоренцо отдал мне почти все, чем я владела раньше. И после этого я почему-то присоединилась к тем, кто хочет его гибели? — Фьора понимала, что столь слабый довод вряд ли убедит Людовика в ее невиновности.
— Война между Флоренцией и папой далеко не закончена.
Происходит много сражений, и город Красной лилии теряет силы, а Рим их приобретает. С самого начала силы были слишком неравны, и я очень опасаюсь…
— Тогда, — пылко сказала Фьора, — чего же вы ждете и не поможете им? Пошлите солдат, золота, но не дайте Флоренции погибнуть!