– Я совсем не удивилась, что ты вошла сюда из сада. Потому что видела, какая ты была вчера, когда уходила с ним. – Кофе закипел, Брианна повернулась от плиты. – У тебя счастливый вид.
– Правда? – Шаннон радостно засмеялась, потом, чуть помедлив, бросилась к Брианне, обняла ее.
– Кофейник! – вскричала та. – Осторожно! Сумасшедшая.
– Да, я счастлива. – без умолку говорила Шаннон. – Ты права. Счастлива, как последняя дура. Провела ночь с мужчиной в поле. На пастбище. И это была я! Не могу поверить!
– Рада за тебя. – Брианна поставила на стол кофейник. – Рада за вас обоих. Он ведь особенный, наш Мерфи. И мне всегда хотелось, чтобы он нашел себе кого-то по вкусу. Тоже особенную.
Шаннон слегка отодвинулась от Брианны.
– Это не то, что ты думаешь. Да. Мне он нравится. Очень нравится. Я не могла быть с ним, если бы было иначе.
– Понимаю тебя.
– Но… но я не такая, как ты, Брианна. Или как Мегги. – Она отступила еще дальше, стараясь объяснить собеседнице то, что так хотела объяснить самой себе. – Я не хочу, не могу осесть тут. Жить тут, выйти замуж, завести детей. У меня другие планы, взгляды. Понимаешь?
В глазах Брианны появилась тревога. Потом она опустила их и тихо сказала:
– Он так страшно любит тебя.
– Знаю. И не могла бы теперь с уверенностью сказать, что не отвечаю ему тем же. – Она помолчала, обдумывая то, что только что у нее вырвалось. – Но не всегда достаточно одной любви, чтобы… чтобы сложилась жизнь. Мы с тобой знаем это на примере наших родителей. Я пыталась объяснить Мерфи, и, надеюсь, он меня понял. Потому что меньше всего хотела бы причинить ему боль.
– А ты не думаешь, что причиняешь боль самой себе, если вырываешь из сердца настоящую любовь?
– Кроме сердца, есть еще голова. Брианна поставила на стол чашки, потом сахарницу, молочник.
– Это верно, – согласилась она. – Тебе одной решать окончательно, что правильно, а что нет. И выбор очень труден, когда внутри человека нет согласия с самим собой.
– Ты понимаешь, Бри. Ты все понимаешь. Та покачала головой.
– Не все, но кое-что. Конечно, Мерфи сейчас легче. В нем нет сомнений. Мысли и чувства у него едины. У тебя же по-другому. Тебе нужно, наверное… – Брианна продолжала медленнее, не так уверенно. – Нужно брать от счастья все, что оно дает, и не подвергать каждый свой шаг проверке и обдумыванию. По крайней мере сейчас.
– О, как ты права! Я так и пытаюсь делать. И пыталась, как мне кажется. Как хорошо, что я узнала тебя!
– И еще лучше, что сказала об этом. Какое прекрасное утро!
– Да, прекрасное! – Шаннон схватила руку Брианны, стиснула ее. – Самое лучшее из всех! Пойду переоденусь.
– Возьми с собой кофе. – С глазами, полными слез, Брианна стала наливать чашку. – Я пока начну готовить завтрак. Надо поесть перед церковью.
– Кофе возьму, а потом я спущусь и помогу тебе готовить завтрак. Ладно? Больше не хочу быть гостьей в твоем доме.
Теперь уж Брианна совсем не могла удержать слез: они поползли по щекам.
– Ты и не была гостьей, Шаннон! – Она улыбнулась сквозь слезы. – Мои гости так рано не встают.
Шаннон поднялась наверх, а Грей, зашедший спустя какое-то время на кухню, заметил покрасневшие глаза жены и встревожился.
Услышав ее рассказ, он сказал, что обе они с Шаннон кого угодно доведут до слез своими историями. Даже его.
– Грей, – воскликнула Брианна, – но ведь она – моя настоящая сестра!
– Ты права. – Он поцеловал ее в голову. – Она действительно твоя сестра. И моя свояченица.
Глава 17
В Нью-Йорке Шаннон не слишком часто ходила к воскресной мессе, хотя родители были достаточно ревностными католиками, а сама она училась в католической школе, где познала все правила и ритуалы этого направления в христианской религии. Она продолжала считать себя католичкой, но в современном воплощении, то есть человеком, который позволяет себе быть неудовлетворенным многими доктринами и законами Ватикана.
Воскресная месса давно сделалась для нее привычкой, от которой она, впрочем, почти избавилась, когда начала самостоятельную жизнь в Нью-Йорке.
Однако для тех людей, с кем ее свела судьба в небольшом селении графства Клер, эта месса была не столько привычкой, сколько насущной необходимостью.
Шаннон не могла не признаться самой себе, что ей приятно было находиться в маленькой местной церкви, где легкий запах горящих жертвенных свечей и полированная поверхность скамей пробуждали воспоминания детства и юности. Фигуры Девы Марии и Иосифа, картины, иллюстрирующие скорбные остановки на крестном пути Иисуса, вышитый покров на алтаре – все было привычно и знакомо.