Барон де Бретейль поморщился.
— Я знаю об этом. Я также знаю о том, что в эту масонскую ложу, кроме маркиза де Ла Файетта и кардинала де Роана, входит также аббат де Рейналь, проповеди которого, посвященные свободе и справедливости, пользуются неоправданно высокой популярностью.
— Нам бы давно следовало заняться этой масонской ложей, — недовольно произнес министр юстиции господин де Миромениль. — Жаль, все время руки не доходят. А вот сейчас, между прочим, у нас появился удобный случай для того, чтобы окончательно разобраться с этими тайными республиканцами. Если их причастность к афере кардинала де Роана будет доказана судом, мы можем без всяких особых затруднений закрыть ложу. Ведь это самый настоящий рассадник республиканских идей. Она по-настоящему опасна для двора. Вдвойне опасно еще и то, что теперь там верховодит маркиз де Ла Файетт, который после своего триумфального возвращения из Америки считается национальным героем. Он популярен в народе, и мы должны с этим считаться.
Барон де Бретейль нервно улыбнулся.
— Слава Богу, что сейчас маркиз де Ла Файетт покинул Францию. Последнее время он проявляет не оправданно большое любопытство по отношению к внутри французским делам. Впрочем, мы здесь собрались по другому поводу.
— Нет-нет-успокоил их Людовик XVI. — Я думаю, что разговор идет в нужном направлении. Прежде, чем начать тайное расследование по делу кардинала де Руана, мы должны предусмотреть все возможные последствия этого дела — как желательные для нас, так и нежелательные.
Начальник тайной полиции сидел в стороне, предпочитая не вмешиваться в политические разговоры. Его делом было выследить и изловить преступников, а размышлять над последствиями он не собирался, предпочитая предоставить это почетное право министру юстиции и министру двора.
Король также больше был занят тем, что слушал барона де Бретейля и господина де Миромениля.
— Одно неприятное для нас последствие является очевидным с самого начала, — сказал министр юстиции. — На защиту кардинала немедленно поднимется церковь. Учитывая влияние во Франции святого престола, я могу предсказать, что личный друг великого капеллана Франции папский нунций в Париже немедленно выразит протест святого престола по поводу расследования. Естественно, все что раздуют газеты, а в каждой церкви, с каждой кафедры будут читать проповеди о том, что кардинал де Роан страдает за веру или что-нибудь еще в этом роде. В общем, из него обязательно попытаются сделать мученика.
Король вяло поднял голову.
— Это опасно для нас? — спросил он. Господин де Миромениль неопределенно пожал плечами.
— Не знаю… Не думаю… Если в руках у нас будут неоспоримые доказательства причастности кардинала к афере с бриллиантовым ожерельем, выразившиеся в подделывании подписи ее величества королевы Мариина эту шумиху. Если же твердых доказательств нет, то мы окажемся в полжении прокуратора Иудек Пилата. Вот это по-настоящему опасно. По-моему, главное в этом деле — не переборщить. Если кардинал виновен, то пусть это определяет суд.
— Кстати, насчет суда… — отозвался барон Бре-тейль. — В каком судебном заседании лучше всего рассматривать дело кардинала де Роана — в обычном или расширенном? Ведь это придется решать вам, господин де Миромениль, как министру юстиции.
Его собеседник надолго задумался.
— Да, это очень важный вопрос… Ну что ж, поскольку дело касается духовного сановника столь высокого ранга, то, очевидно, придется проводить расширенное заседание.
Барон де Бретейль без особого энтузиазма покачал головой.
— Значит, сорок девять судей?..
— Да.
Министр двора тяжело вздохнул.
— Чем больше судей, тем хуже — ведь легче договориться с десятью, нежели с сорока девятью судьями. Министр юстиции был настроен более оптимистично.
— Я постараюсь сделать так, чтобы состав судей был в нашу пользу…
— Ну что ж, попробуйте, попробуйте… — скептически хмыкнул барон де Бретейль. — Признаться откровенно, господа, я не испытываю особого энтузиазма по поводу возможного исхода дела. Меня не покидает такое ощущение, что кому-то окажется очень выгодно подставить королевский двор и использовать любые результаты этого скандала против нас. Особенно будут трепать имя королевы.
Господин де Миромениль кисло взглянул на барона де Бретейля.
— Вы имеете в виду республикански настроенную прессу?
— Да, все эти грязные бульварные листки, на разный лад превозносящие идеи Руссо. Кстати, в последнее время, стали особенно нетерпимыми выступления некоего Ретифа де ля Бретона, который едва ли не ежедневно поливает грязными словами королевский двор и, особенно, ее величество королеву. Необходимо будет срочно разобраться с ним.