156 
В башне Постоянства, толстом донжоне, выступающем вперед, как часовой у стен, пленники братоубийственной войны располагались на разных этажах: мужчины — на первом, женщины — на втором и наиболее непримиримые — на самом верху, где жара переносилась тяжелее всего. Каждый из этих этажей представлял собой большой круглый зал под сводами, где пленники содержались как животные, и больные и здоровые. Для мужчин двери открывались лишь в галереи, а для женщин они, может быть, вообще больше никогда не откроются. Такое положение сложилось из-за того, что тюремщики и пленники молились одному Богу, но по-разному! А прошло уже 10 лет с тех пор, как религиозные войны снова разгорелись.
Все началось в 1685 году, когда король Людовик XIV, получивший плохой совет от набожной маркизы де Ментенон, своей тайной супруги, и от всемогущего Общества Причастия, посчитал, что аннулированием Нантского эдикта он обеспечит свое благополучие. Короля удалось убедить, что давняя привилегия, предоставленная протестантам его прадедом Генрихом IV, теперь неразумна, и он исключительно честным образом решил окончательно объединить своих подданных в католической вере.
Тогда многие гугеноты добровольно покидали Францию и отправлялись в Женеву, в немецкие княжества, в Голландию, в Англию, даже в Америку, оставляя страну ремесел без энергичной и умной буржуазии, дворянства и ценной рабочей силы, потерявшей свою ценость. Это время на долгие века оставило о себе дурную память.
Некоторым, охваченным страхом, пришлось подчиниться, по крайней мере внешне, но назревала тайная буря. Со временем протестантские проповедники начали тайно ходить по деревням, упрекая новообращенных за их трусость, пытаясь снова обратить их в веру Лютера и Кальвина, и часто успешно. Но нигде успех этих людей не был большим, чем в самой неосвоенной, дикой части Лангедока: суровые, густые заросли Севеннов, труднопроходимые, населенные пастухами и мелкими ремесленниками. На протяжении веков эта старая земля, на которой друг за другом расцветали арианство и ересь катаров, оставалась трепещущей, готовой принять все течения мысли, способные принести ей хотя бы иллюзию свободы. Семя Реформы здесь принялось, как сорняк.
При известии об отмене эдикта эта местность, сначала согнувшаяся под бурей, воспряла: 23 июля 1702 г. на мосту Пон де Монвер бандой фанатиков, которых так много развелось в это время, по приказу каких-то дерзких командиров, ушедших в подполье, был убит приходской инспектор, аббат Ландлаз дю Шайля. Здесь постоянно нападали на священников и церкви, жгли и грабили деревни, чьи жители подозревались в связи с католиками. Схватки отличались кровопролитием и жестокостью и с одной, и с другой стороны. Но надо также сказать, что подавлялись эти вспышки мятежа не менее ужасно.
Бунтовщики называли себя камизарами, так как сверху на одежду они надевали белую рубашку, которая служила их отличительным знаком. Итак, они смело выступили против войска под командованием графа де Брогли, затем маршала де Монтревеля, наконец, маршала де Вилляра, которых направил в Версаль противник. Здесь были одержимы ненавистью и дикостью.
Несколько командиров стояло во главе камизаров, но особенно выделялись двое: Жан Кавалье и Пьер Лапорт по прозвищу рыцарь Ролланд. Но хотя первый в прошлом был помощником булочника на Красном хуторе, а второй — стригалем на хуторе Субейран, оба обладали душой странствующих рыцарей. Молодые и страстные, они пылали верой и храбростью. К сожалению, такая доблесть приведет их к драме и к переполненным тюрьмам Эг-Морта, где, помимо других, будут переносить страдания две очень молодые женщины, обессиленные страшным отчаянием. Их звали Катерина и Марта Брингье де Корнели.
К концу августа 1703 г. до Севенн дошла новость, что в долине Визу над Андюзом состоится протестантское богослужение. Ролланд созывал туда всех верующих из окрестностей. В Лассале в то время жил Франсуа Брингье де Корнели, его жена и десять детей — все гугеноты, тайно отрекшиеся. Двум старшим дочерям, Белотте и Луизонде, страстная вера не позволяла вступить в сделку с совестью, и они понемногу обращали своих близких к вере прошлых дней. С радостью они приняли новость о богослужении и решили поехать туда, предупреждая, что препятствовать им в этом совершенно бесполезно.
Отец подчинился, но отказался позволить двум другим дочерям, Катерине и Марте, последовать примеру старших сестер. Они казались ему слишком юными: одна — 20 — ти лет, а другая — 17 — летняя девушка, и потом, в окрестностях были замечены войска микелотов. Это представляло определенную опасность.
156 
