.
Очередная сказка о Золушке 
65 
Во всяком случае, сейчас он в ней не нуждается. Не нуждается в ней, как в супруге. Но он не может обидеть ее, он должен принять все как есть, он сам повинен в этом, и он не изменник.
Судорожно улыбнувшись ей, он сказал упавшим голосом:
— Это Марко был у тебя, Марит. Мой далекий родственник. Он совершенно прав: Люди Льда и прежде всего я сам нуждаемся в тебе. Ты можешь быть уверена в этом. Я так рад за тебя, мой дружок! Так рад! И когда ты окрепнешь, мы будем жить вместе, и я расскажу тебе историю Людей Льда. Ведь ты теперь тоже принадлежишь к этому роду!
«О, Господи, как мне теперь быть? — в отчаянии думал он. — Что же я натворил? Как мне освободиться от этого брака, не обижая ее при этом? Хорошо, что смог отделаться от Лизы-Мереты, но будущее кажется мне теперь не менее проблематичным! Это касается также и Марит».
Ведь он совсем не любил ее, он не любил ее так, как муж должен любить свою жену.
Дни шли за днями. На всякий случай Марит продержали в изоляторе еще несколько дней, но потом перевели в обычную палату, поскольку изолятор требовался для других пациентов. Кристоффер бывал у нее каждый день, стараясь получше узнать ее.
Она была пугающе простодушной и настолько неуверенной в себе, что это доставляло мучения остальным. Но во всем этом Кристоффер находил определенное очарование. Ей так много предстояло узнать, ведь она всю свою жизнь провела на маленьком, отдаленном хуторе со своим отцом-тираном, который не давал ей рта раскрыть.
Кристоффер постоянно откладывал вопрос о ее выписке. Он просто не знал, что ему с ней делать.
Сандер Бринк, напротив, выписался очень скоро. Рана его наконец-то стала заживать, и он отправился домой с повязкой на руке.
У него с Кристоффером была долгая беседа, закончившаяся обещанием Сандера как можно скорее войти в род Людей Льда. Ведь ему нужна была Бенедикта, и к тому же он мечтал стать настоящим отцом для своего сына.
Но все было не так легко осуществить на практике. Во время длительного пребывания в больнице он понял, что его тяга к алкоголю не была такой серьезной, как он думал. Жажда крепких напитков у него быстро улетучилась, и он обещал себе впредь быть трезвенником.
Самым большим препятствием оказалась его жена. Несмотря на то, что их брак можно было назвать удачным только в первые месяцы после свадьбы, она не желала расставаться с ним. Ни о каком разводе она и слышать не хотела.
Подходя к их красивому дому, который она обставила на свой изысканный вкус, он остановился у дверей и глубоко вздохнул.
Этот дом ему предстояло покинуть. Он не желал здесь больше жить, все это должно было достаться ей. Он хотел взять с собой только свои книги.
Передернув плечами в предчувствии неприятного разговора, он вошел в дом. Остановившись в прихожей, он с тоской впитывал в себя привычную атмосферу: знакомые запахи, вид мебели…
— Ну, вот, наконец-то ты вернулся, — сказала его жена, вышедшая посмотреть, кто это пришел. — Мне было не очень-то весело ходить одной на все вечеринки… кстати, вечером мы идем в гости… нет, какой у тебя вид с этой повязкой на руке, разве им не удалось до сих пор залечить твою рану? Ты не можешь появиться на людях в таком виде!
Он смотрел теперь на свою элегантную жену новым взглядом. Ее темные волосы не были такими красивыми, как прежде. Но это было не самое страшное. Если в молодости он по своему недомыслию женился на самой красивой из всех встреченных им девушек, то в более зрелом возрасте он мог бы любить ее, уже начавшую увядать, за ее душевные качества. Но были ли они у нее?
К своему ужасу он обнаружил, что у них совершенно нет общих интересов. Разумеется, он знал об этом и раньше, но с такой остротой, как теперь, это никогда ему не бросалось в глаза.
Столько брошенных на ветер лет…
Но ничего другого ему не оставалось тогда. Да, в первые годы их брака он изменял ей направо и налево (это было как раз то, что Бенедикте называла безнадежной незрелостью), и все это были случайные связи. Его чувства при этом оставались незатронутыми.
Иногда ему начинало казаться, что он вообще не сможет полюбить ни одну женщину. И всегда в таких случаях он вспоминал Бенедикте.
Но она повернулась к нему спиной, и это наполняло его горечью.
— Я не собираюсь никуда идти вечером, — сказал он своей жене.
— Но ты должен, разве ты не понимаешь? Ты ведь вернулся домой, у меня больше нет никаких отговорок.
65 
