18 
Приведя его домой, она перво-наперво искупала его в теплой воде. Милан взял овечьи ножницы и подрезал его спутанные волосы на затылке. Задача вроде бы простая, но выполнить ее оказалось не так-то легко. Купание и стрижка показались Хейке настоящей пыткой, и процедуру продолжалась только благодаря строгому, но дружелюбному голосу Милана.
Первый день был для всех кошмаром.
Его мистическая мандрагора перепугала всех. Никто не смел прикоснуться к ней, ведь, живя по соседству со Средиземным морем, они знали о могущественной силе мандрагоры. И они позволили мальчику оставить ее при себе — ничего другого им не оставалось.
В тот вечер Хейке уложили в настоящую кровать. По щекам его катились слезы, и он смотрел на Елену и Милана своими желтыми щелочками-глазами, казавшимися еще более странными на его гротескно-безобразном лице, и чувствовал себя очень, очень несчастным и одиноким, хотя все его маленькое тело наслаждалось теплом и покоем.
Он дал себя приручить, и очень скоро так привязался к ним обоим, что не желал даже ненадолго отпускать их от себя.
В деревне жить было нелегко, когда они поженились и переехали в дом Милана. На всех дверях были нарисованы кресты, и Милан с Еленой чувствовали себя отщепенцами, да и воспитание брошенного на произвол судьбы Хейке было делом нелегким.
А потом пошли дети — собственные дети Милана и Елены. Каждый год у них рождался ребенок, и они были отменными воспитателями. Хейке старался изо всех сил сделать что-нибудь хорошее для своих младших братьев и сестер. Он нянчил их с колыбели, помогал Елене в доме, а Милану — в поле. И, подрастая, дети смотрели на своего старшего брата как на героя. Остальные же дети в деревне просто боготворили его. Они не замечали его уродливого лица. Волосы у него опять стали длинными, он вырос и стал необычайно сильным мальчиком, про которого остальные мальчишки говорили, что он «умеет все».
Вскоре у него появился в деревне приятель.
Такой же чужак, как и он, этот юноша прибыл сюда по политическим мотивам из своей родной Валахии. Вначале никто из деревенских жителей не общался с этим Димитрием — и прежде всего потому, что тот говорил на непонятном им языке. Один лишь маленький Хейке подходил к юноше, чтобы тот не чувствовал себя совсем одиноким. Вначале Димитрий фыркал, считая мальчика просто уродцем, но очень скоро они подружились.
Хейке научил Димитрия местному языку, одновременно сам учась валашскому, который был не чем иным, как румынским. Впоследствии этот язык ему очень пригодился!
Но, будучи ребенком, Хейке, конечно же, не подозревал об этом.
Он вообще был очень способным к языкам. Поразительно быстро он выучил словацкий, а до этого — шведский и немецкий. И вот к своему разговорному арсеналу он добавил румынский. Конечно, он не знал этот язык в совершенстве — просто он мог достаточно бегло болтать с Димитрием.
Дружба их продолжалась три года. Потом румын отправился в Венецию попытать там счастья. Он уехал, кроме всего прочего, из-за одной деревенской девушки, которая предпочла другого. Он тяжело воспринял это, и Хейке пришлось целую ночь утешать его, когда тот, поглощая в огромных количествах сливовицу и становясь все более и более сентиментальным, называл его «моим маленьким дьяволом» на своем родном языке.
Расставание было грустным. Хейке долго потом не хватало друга.
Ему хорошо жилось у Елены и Милана, которые сполна оценили мальчика с уродливым лицом и добрым сердцем. Они не представляли себе, как бы они жили без него.
Постепенно все взрослое население деревни стало общаться с ним. За исключением нескольких стариков, которые видели в нем врага церкви. Но их никто не слушал.
Если случалось, что какая-то овца забредет в дремучий лес, на поиски посылали Хейке. Потому что он совершенно не боялся леса и всегда приводил заблудившееся животное обратно. Чаще всего он приводил животных живыми, а если они были мертвы, он приносил их в деревню, чтобы все знали об этом.
Многих удивляли его лесные походы. Напротив, в леса в окрестностях Адельсберга он никогда не ходил. Эти места тоже были опасными, но большинство связывало его нежелание ходить туда с тем, что там был повешен его отец.
Никто ничего не знал о друге Хейке, называя его просто «Скитальцем во тьме». Он показывался теперь на глаза редко, и никто не подозревал о том, что именно он запрещает Хейке приближаться к месту успокоения Тенгеля Злого. Стоило мальчику приблизиться к Адельсбергу, как перед ним возникала высокая, молчаливая фигура и преграждала ему путь. И тогда Хейке улыбался, кивал и поворачивал обратно.
18 
