Даже доктора удивило, что герцогиня внезапно успокоилась.
— Я не могу лежать здесь одна, — решительно сказала она. — Я намерена искать ее вместе с вами!
Тристан взглянул на доктора:
— Я думаю, что это было бы только полезно для здоровья Ее Высочества, — нерешительно сказал он. — Я могу на руках отнести Ее Высочество вниз по лестнице…
Хильдегард с мольбой переводила взгляд с одного на другого:
— Пожалуйста… Разрешите мне!
Подумав, доктор, наконец, согласился. Хильдегард попросила камеристку принести ей пеньюар. Тристан поднял герцогиню на руки. Он сразу заметил, как она похудела, хотя небольшие отеки еще сохранились. И опять у него сжалось сердце от жалости к этой женщине, которую преследовали несчастья.
— Мне стыдно, что я такая тяжелая, — прошептала она.
— Я не чувствую ни малейшей тяжести.
Хильдегард доверчиво обхватила руками шею Тристана.
— Часть пути я могла бы пройти и сама. Головокружения начинаются, но потом быстро проходят. О, Тристан… Можно мне называть вас Тристаном?
— Вы окажете мне честь, Ваше Высочество.
— Благодарю вас! Тристан, я этого не выдержу! Все остальное мне теперь безразлично. Я могу думать только о Марине.
— Я вас понимаю. — Он говорил с ней мягко, как с ребенком.
Они спустились в зал, где проходил совет. Тристан положил Хильдегард на диван и обернулся к коменданту:
— Есть новости?
— Никаких. Похоже, что девочки все-таки нет во дворце.
— И, тем не менее, она здесь. Пожалуйста, расскажите мне все подробности. В ее комнате могло находиться какое-нибудь животное? Например, большая собака, которая могла бы напасть на нее или еще какая-нибудь тварь?
— Это исключено, — ответил комендант. — А даже если так, почему девочка исчезла?
— Она могла очень испугаться, — сказал Тристан. — Ладно, сейчас оставим это. Итак, вы не обнаружили никаких следов, комендант? Ничего такого, что могло бы пролить свет на обстоятельства ее исчезновения? Ни в комнате, ни в коридоре? Если в комнате было столько кровавых пятен, они должны были быть и в коридоре.
— В коридоре их почти нет, трудно даже сказать, в каком направлении скрылся раненый или раненая.
— Вы полагаете, это кровь девочки?
— Не знаю. Мы, конечно, предполагали, что это ее кровь. Но потом мы нашли вот это. — Он показал Тристану толстую иглу для вышивания шерстью. — Игла лежала на полу рядом с кроватью. Как видите, на ней тоже есть кровь.
— О! — прошептала Хильдегард. — Это ее кровь. Она занималась рукоделием…
Тристан повернулся к ней.
— Может, вам все-таки лучше вернуться к себе?
— Нет! — Хильдегард сделала над собой усилие. — Я могу вам пригодиться.
— Ну, хорошо. Кто бы там ни заходил к Марине, она знала этого человека и доверяла ему, — сказал Тристан. — Иначе она не впустила бы его в свою комнату.
Камеристка Марины, которая протиснулась поближе, чтобы лучше слышать, раздраженно спросила:
— Откуда вы это взяли?
— Это вы мне? — Тристан повернулся к камеристке. — Марина чего-то боялась. Какого-то человека. Поэтому я дал ей ключ от ее комнаты, чтобы она могла запирать свою дверь.
— Значит, это вы дали ей ключ? — Камеристка была возмущена. — Вы не имели права этого делать! Как, по-вашему, я могла бы войти к ней при запертой двери? Девочка запиралась от меня, это возмутительно. Такому ребенку нельзя было давать ключ!
Все взгляды были прикованы к далеко не юной и далеко не трезвой камеристке.
— Так вы отобрали у нее ключ? — с угрозой в голосе спросил Тристан.
— Конечно. Это был мой долг!
— Когда?
— Вчера утром. Я не могла войти к ней… Это неслыханно!
Воцарилось молчание.
— О Боже! — простонала Хильдегард. — У Марины были такие испуганные глаза… Я видела это и ни о чем не спросила ее!
— Она все равно ничего не сказала бы, — попытался утешить ее Тристан. — Теперь-то я понимаю, что девочку что-то угнетало, и очень сильно. Я встречался с ней всего два раза, но у меня создалось впечатление, что она чего-то очень боялась.
— У меня тоже, — с тоской сказала Хильдегард. — Но Марина всегда была такая робкая… Это из-за отца. Поэтому я не поняла…