– Ну, спасибо, сравнила!
– Правильно сравнила! – фея была настроена очень воинственно. – Ты недалеко от него ушёл, если не осознаёшь, какая опасность тебе угрожает.
– Ах, да всё я прекрасно осознаю, – вынужден был признать Веттели. И вдруг понял, и обрадовался. – Ведь это нам даже на руку! Убийца станет охотиться на меня, я на него. Это на зывается «ловить на живца» – старый полицейский приём.
– А если он убьёт тебя прежде, чем ты его? – голос Гвиневры сделался ещё более возмущенным. – Ты ведь не можешь полностью исключить такую возможность, правда? Это ужасный риск!
И это она говорит человеку, который пять лет ходил под пулями и рисковал жизнью едва ли не ежесекундно! Смешно!
– Ничего смешного! Что с тобой было раньше, не имеет никакого значения. В те времена я тебя не знала, и не стала бы о тебе, убитом, горевать. А теперь – стану. Чувствуешь разницу?
Веттели, из деликатности, сумел сохранить серьёзное выражение лица, хоть и было это непросто. Но ведьма откровенно рассмеялась, и гоблин сдержанно фыркнул.
– Ах, делайте, что хотите! – надулась Гвиневра, рассыпалась красными, сердитыми искрами и исчезла. – И не говорите потом, что я не предупреждала! – донеслось из пустоты.
Искать Эмили он не стал. И вообще, решил, на всякий случай, держаться от неё подальше. Ведь там, где в ход идут ножи и стрелы, далеко ли до беды? Случайно промахнуться, попасть не в ту цель может даже самый лучший стрелок.
Решить-то он решил… Да только она, беда, уже встала на их след.
Веттели бродил по школе, из крыла в крыло, с этажа на этаж, заглядывал в пустые спа льни и классы, изображая дежурного учителя. «Мисс Брэннстоун куда-то запропастилась, попросили заменить», объяснял он, встречая недоумённо-неодобрительные взгляды коллег, скучающих по своим рабочим местам. Они бы, конечно, предпочли остаться в собственных комнатах или собраться компанией в клубе, но профессор Инджерсолл, обычно такой покладистый и либеральный, когда хотел, умел проявить твёрдость. «Коллеги, у нас не выходной день, а чрезвычайная ситуация, не будем об этом забывать, – сказал он, а мисс Топселл вторила: «Со ветую привести в порядок журналы и прочую документацию. Сделать это во время карантина большинство из вас почему-то не удосужилось… Да-да, мистер Харрис, ваши записи как всегда в полном порядке. Я же специально уточнила: не все, а большинство.За работу, дорогие коллеги».
Сделано это было нарочно, Веттели попросил.
– Будет лучше, если учителя разойдутся по кабинетам. Видите ли, сэр…
– Не вижу! – замахал руками тот. – Я сделаю, как вы сочтёте нужным, но ничего мне не объясняйте. Хочу оставаться в неведении. Я такой же подозреваемый, как все остальные, лишние сведения могут повредить моему алиби.
Из тех же соображений Инджерсолл не пожелал узнать и о том, каким образом была проведена эвакуация, и где именно пребывали пять сотен его питомцев. Пожалуй, это была верная позиция, но Веттели подумалось, что окажись он на месте профессора, любопытство взяло бы верх над благоразумием. «Вот потому тебе и не стать ни когда директором школы!» – назидательно сказал о себе майор Анстетт.
А коллег он разогнал по двум причинам.
Во-первых, для «удобства» убийцы – будет чувствовать себя более уверенно и действовать менее осмотрительно, когда поймёт, что обычный школьный распорядок принципиальных изменений не претерпел. Не то ещё начнёт особо осторожничать – лови его тогда!
Во-вторых, это был лучший способ объяснить Эмили, с чего вдруг он начал её избегать. Типа, милая, это не я, это начальство приказало всем разойтись по местам… Только она, кажется, сама всё поняла, слишком тревожным был её взгляд, и голос дрогнул, когда просила: «Пожалуйста, будь осторожнее, ладно?» «Да что со мной может случиться? Почти обычное дежурство, без детей даже спокойнее», – с напускным равнодушием ответил он. Она вздохнула, поцеловала его как-то странно, в нос (в лоб, что ли, целилась, по-матерински?) и ушла в свой кабинет, не оглядываясь.
… Это было как в ночном рейде: врага не видно, полагаться можно только на слух и то усиленное боевой магической подготовкой чувство, которое принято называть «шестым». Нервы напряжены, концентрация предельная – ни одной посторонней мысли, разум как щель прицела. Метательный нож наготове, спрятан в ла дони…