36 
– Дурачок, – сказал ему на это Хрит. – Не забывай, есть ещё такая штука, как пыточная камера. Предавать никто сам не собирается – заставляют.
Значит, надо знать как можно меньше, понял он, и стал стараться ни во что не вникать, исполнять что велено, не задумываясь. Не потому, что его страшили пытки – боялся предать помимо воли.
(… – Мальчик не дурак, – докладывал регард Эйнеру. – На него можно положиться, – и добавлял просто так, шутки ради, – только бы пить не начал!
– Уж тут ты бы лучше за собой следил, дядька Хрит, – усмехался свойв ответ…)
Новая служба трудной не была: ни ночных рейдов, ни задержаний с протоколами и без оных. Подумаешь – шифровки по этажам разносить, исполнять мелкие поручения типа «подай-принеси». Зато паёк вдвое больше крумского. И самое главное – уважение от всякого. Хоть и состояли личные адъютанты Верховных в чинах небольших – с форгардами вели себя на равных. Не Тапри, конечно, он-то стеснялся, – старые, все как на подбор наглые и сытые. Как они умудрялись с одного пайка, пусть даже усиленного, наедать такие ряшки – загадка!
Всё здание Генштаба – четырнадцать уровней по официальным данным– было поделено на сектора и зоны, и чтобы пройти из одного в другой, требовались особые пропуска с печатями, бумаги о степени допуска, знание паролей. И были такие места, куда даже главам отделов и служб вход был закрыт. Одни только адъютанты Верховных могли всюду перемещаться беспрепятственно, бывать даже на тех уровнях, которых не существовало вовсе. Высшая степень допуска! Как у самих цергардов! И даже бумаг предъявлять не надо, тебя все должны знать в лицо. Это ли не вершина славы?! Первые дни Тапри чувствовал себя ОЧЕНЬ ВАЖНОЙ ПЕРСОНОЙ. Потом привык и перестал об этом думать, тем более что палка оказалась о двух концах. Однажды он пошёл с поручением, в один из дальних секторов. Шёл-шёл беспрепятственно, пока не понял, наконец, что забрёл совершенно не туда, и выбраться самостоятельно не может, равно как и объяснить, куда именно ему надо было – с непривычки вылетело из головы. Стыдно было – хоть в глаза людям не смотри! Не за себя, что опозорился. На это наплевать. Цергарда Эйнера подвёл – вот что плохо! Взял, скажут, себе в адъютанты деревенского дурака, видно, долго подыскивал!
…Одной из обязанностей адъютанта было сопровождение цергарда в рабочих поездках. Под этим определениям здесь понимали выходы власти в народ: встречи с солдатами, рабочими на заводах и в лагерях, посещение воспитательных домов… Мероприятия эти цергард Эйнер не любил страшно, потому что «чувствовал себя идиотом» и красивых слов говорить не умел. Но видно, и Верховные не всегда вольны в своих действиях – приходилось ездить.
Особенно запомнилось Тапри посещение военного госпиталя при университете, того самого, где он недавно опозорился с анализами. Накануне туда пришёл огромный эшелон с ранеными, и Совет решил, что надо поднять их боевой дух. Поехали целой колонной: цергард Доронаг, глава медицинского ведомства, цергард Азра – Главнокомандующий фронтами, Сварна, ведающий пропагандой, плюс машины сопровождения…
– Я то вам зачем? – бесился цергард Эйнер. – Втроём, что ли, не справитесь? Можно подумать, не в госпиталь – в рейд по тылам противника собрались!
– Сейчас в строю стало много ваших, – увещевал Сварна, подразумевая «детей болот». – Будет полезно, если с ними встретишься именно ты.
«В гробу они меня видели!» – яростно огрызнулся тот. Но Тапри не мог с ним согласиться. Потому что для каждого человека большое счастье и честь – встретиться с САМИМ Верховным, этим потом гордятся, и друзьям, и детям рассказывают. И для любого из « наших» особенно важно, чтобы цергард тоже был « наш».
Просто он, Тапри, в отличие от Эйнера, никогда не бывал на передовой, и не знал, как меняется сознание у тех, кто ежеминутно ходит под смертью.
Всю дорогу, короткую по расстоянию, но долгую из-за состояния проезжей части, цергард сидел злющий и жаловался вслух, что напоминает сам себе даму, которая щиплет корпию. Кто эта загадочная дама, что именно она щиплет и зачем, а главное, чего общего имеет с Верховными цергардами – этого Тапри, по скудости общего кругозора, не знал, а спросить не решался. Лишь помалкивал и сочувственно вздыхал.
Госпиталь оказался забит до отказа. Люди лежали повсюду. В палатах, в коридорах, во дворе на носилках и прямо на земле – ступить некуда было. Машины пришлось оставить за воротами.
36 
