52 
Что ж, последнее им удалось. Цергард Эйнер явился в камеру лично.
За то время, что они с Гвейраном не встречались, выглядеть лучше Верховный не стал: лицо его сделалось совсем прозрачным, под глазами легли чёрные круги. На нём была полевая камуфляжная куртка с капюшоном – не успел переодеться с дальней дороги. От куртки резко пахло фронтом: порох, гарь, бензин и болотная тина – эту смесь запахов ни с чем не спутаешь, она даже рыбу перебила. Люди стали морщиться.
– Мне доложили… – начал цергард с порога, встревожено глядя на Гвейрана, – это правда?!! А вы не пытались что-то сделать?! Я сейчас пришлю людей…
– Нет, – поспешил заверить тот, – неправда. И людей не надо. Всё иначе, чем кажется. Ничего страшного. Они специальноне едят. Голод чувствуют – но от пищи отказываются.
– То есть как?! – опешил цергард, и даже головой помотал, будто отгоняя наваждение. – Зачем?!
Гвейран уже почти подобрал слова, чтобы объяснить, но тут в их диалог вмешались.
– Зачем?! Это вы нас спрашиваете?! – в голосе наблюдателя Дыховного (стаж на планете восемь месяцев, включая арест) звучали истерические нотки. – Да потому что лучше оставаться голодным, черти возьми, чем кушать день за днём одну и ту же невкусную пищу! – человек возмущённо орал, и Гвейран морщился от его слов: да что же за безобразие творится на Земле, почему людей допускают до полевых работ без должной лингвистической подготовки?! «Кушать пищу!» Уши вянут!
Цергард растерянно повернулся к Гвейрану, спросил громким шёпотом:
– Они… вы… едите только вкусное?! Ой-й… – он смотрел на пришельцев так испуганно и беспомощно, будто ждал, что вот сейчас, сейчас они все попадают и поумирают в муках прямо у него на глазах, и он ничего не сможет поделать.
А Дыховный продолжал изливать на его голову праведный гнев:
– Разве можно человеку такое скармливать? Это же помылки! (Гвейран зашипел от ярости) Вы сами попробуйте, попробуйте! – он схватил со стола глиняную посудину, полную жидкой оранжевой кашицы, сунул цергарду в нос…
И тот отпрянул. Отшатнулся, будто не хверсовую кашу ему предложили, и даже не «помылки», а полную миску живых пауков-сфидр, истекающих жёлтым ядом. Лицо его стало совершенно бескровным, зубы сжались так, что даже скрипнули, будто челюсти свело судорогой, взгляд странно остановился…
– Что-о?! – охнул Гвейран.
Потому что он слишком хорошо знал, как это бывает. Потому что сотни, а может быть, и тысячи раз видел такие лица и такие взгляды. Видел, как в ужасе шарахаются от миски с едой смертельно голодные люди.
Голодная анорексия – так это называлось. Странная особенность церангских организмов: когда истощение достигает определённого предела, что-то происходит у них в мозгу. Вместо нормального чувства голода появляется непреодолимое отвращение к пище. При этом человек совершенно не осознаёт, какая беда с ним случилась. Он просто забываетесть, и не замечает, что гибнет от дистрофии. У здорового, крепкого церангара такое состояние развивается в течение долгих месяцев жесткого белкового голодания. Болезни, и особенно большая потеря крови, ускоряют его многократно. Процесс обратим только на ранних стадиях…
То, что заставило цергарда Эйнера так перепугаться за жизнь пришельцев, на самом деле происходило с ним самим.
– А-а! Не нравится?! – радовался пришелец. – Нет, вы должны попробовать!
– Так! Ну-ка… – Гвейран отработанным движением схватил церангара за куртку, не давая опомниться, швырнул навзничь, на длинный жёсткий диван, навалился сверху, прижал. Крикнул Дыховному:
– Тарелку, быстро! БЫСТРО, Я СКАЗАЛ!!! – тот, как сомнамбула протянул, что требовалось, – Теперь на ноги ему сядь! Да скорее, чёрт! Держи! – в таких делах счёт шёл на мгновения. Если цергарду удастся вырваться – они его больше не увидят никогда.
– Да ладно, не надо… не хочет, пусть не ест… зачем?… – бормотал землянин панически. Другие столпились вокруг, и Гвейран боялся, что они захотят помешать. Но те, видно, были подготовлены лучше, до них всё-таки дошло, что происходит. Но как надо поступать, они не знали, толклись бессмысленно… «Интересно, видит ли нас охрана? – мелькнула мысль. – Лучше бы видели! Пришли бы, помогли…» Но никто не шёл. Скорее всего, Эйнер сам снял наблюдение, прежде чем войти – он всегда избегал лишних свидетелей. Как бы эта привычка не стоила ему жизни!
52 
