— Нет, до этого не дошло. Я сделал неудачную операцию, и человек остался калекой. Разумеется, я потерял работу. С тех пор я и странствую. Но теперь я направляюсь в Норвегию, где надеюсь устроиться. Может быть, пойдем дальше? Чем больше мы пройдем за день, тем лучше.
Все неохотно встали. Сага заметила, как натружены мышцы ног, к тому же она натерла ступни, поэтому снова села на землю и сняла туфли. Марсель тут же опустился возле нее на колени и осмотрел ее ноги.
— Приложи какой-нибудь листик, — посоветовал он.
— У меня есть средство и получше, — улыбнулась она. — Ты можешь подать мне сумку?
И когда он увидел ее набор лекарств, он сначала онемел, а потом сказал:
— Господи, кто же из нас двоих врач?
— О, это только малая часть запасов Людей Льда. Я редко пользуюсь этими лекарствами, потому что они принадлежат, собственно говоря, не мне. В нашем роду я не являюсь врачом.
Взяв несколько кожаных мешочков, Марсель принялся с изумлением рассматривать их.
— Но ведь таких порошков и снадобий уже больше нигде не сыщешь! Здесь есть даже порошок из мандрагоры! Откуда у тебя все это?
— Не спрашивай меня об этом. Все это передается по наследству, больше я ничего об этом не знаю.
Он только растерянно покачал головой.
— Ты хоть понимаешь, Сага, что все это — настоящие сокровища?
— Никто в моем роду никогда не рассматривал это с такой точки зрения, — изумленно произнесла она.
Услышав слово «сокровища», Пауль навострил уши и подошел к ним. Сев на корточки, он принялся разглядывать то немногое из сокровищ Людей Льда, что имела при себе Сага.
Ветер зашелестел листвой кустарника, и Сага подумала, что этот шелест похож на чей-то прерывистый плач.
Марсель продолжал рассматривать ее маленькие пузырьки.
— Только за одно это… — Он взял крошечный пузырек из зеленого стекла. — Только за это фармацевты или коллекционеры дали бы тебе столько, что ты смогла бы всю оставшуюся жизнь жить припеваючи!
— Но я не собираюсь это продавать, — засмеялась она, считая недопустимой даже мысль об этом.
— Никогда в жизни, даже если бы мне пришлось умереть с голоду!
В глазах Пауля появился странный блеск. Он сидел и перебирал трясущимися от волнения пальцами лекарственные препараты.
— А это что еще такое? — с любопытством произнес он, протягивая руку к одному странному предмету. — Это какое-то животное или… Ой, помогите, оно живое!
Он выпустил из рук этот предмет, словно обжегся, и встал.
— Это мандрагора, — сказала Сага. Она осторожно взяла ее и положила обратно на красивую подстилку в маленькую коробочку. — Это не принадлежит мне.
Она почувствовала, что корень весь сжался, словно от чего-то неприятного. Это было удивительное ощущение, она никогда раньше не думала, что мандрагора способна так реагировать на ее присутствие; и это испугало ее.
Или, может быть, это не ее присутствие было неприятно мандрагоре? Может быть, присутствие Пауля? Потому что в его прекрасных глазах было столько свинства!
Она встретила многозначительный взгляд Марселя. Они оба посмотрели на Пауля, который отшатнулся в сторону с побелевшим и застывшим от страха лицом.
— Не бойся, — сказала Сага. — Тебе это не причинит вреда, если ты не представляешь собой опасности для кого-то из рода Людей Льда. А ты ведь не из таких! — с улыбкой добавила она.
Но Пауль успокоился только тогда, когда мандрагора была спрятана. И тогда он произнес в своей обычной легковесной манере:
— Тебе придется продать все это, запомни. И если ты не продашь это, душа твоя будет проклята.
— Нет, этумандрагору никто не захочет продать, — решительно произнесла Сага, словно спрятанный в коробку корень мог слышать ее. — Кстати, мандрагору невозможно вообще продать, в чем ты, наверное, уже убедился.
И она рассказала легенду о мандрагоре — главным образом, для Марселя, которому она была неизвестна. Легенда о том, что за мандрагору дают все более и более низкую цену, и в конце концов, когда цена уже не может опуститься ниже, человек, получающий мандрагору, отдает свою душу Сатане.
— Это касается обычной мандрагоры, — успокоила она его. — Мандрагора же Людей Льда особенная. Она привязана к нашему роду, она может принадлежать только нам и никому другому. Думаю, тому из нас, кто продал бы ее, пришлось бы очень плохо.