67 
Голова торчала на шесте долгие-долгие годы. От былой красоты Берит не осталось и следа. Но в конце концов голова упала на землю.
Поблизости жил старик, который сжалился над усопшей и зарыл голову у обочины дороги. Но сколько бы он ни пытался зарывать ее, она все равно выходила на поверхность. И череп с пустыми глазницами, лежащий на обочине, до смерти пугал всех, кто проезжал мимо. Словно она хотела что-то сказать после своей смерти.
— Да, — тихо произнесла Эллен, — так оно и было.
— Она так и не обрела покоя, — сказал крестьянин.
— Да, — ответил Натаниель. — Но теперь она успокоилась. Теперь успокоились все: она сама, ее муж и ее любовник. Теперь вокруг нее царит тишина.
Крестьянин неуверенно кивнул, не зная точно, как ему понимать все это.
— Мой друг кое-что смыслит в таких вещах, — пояснила Эллен.
— Ну, разве что так!
В лесу было совершенно тихо. Внизу виднелась деревня, в стороне возвышались мрачные, темно-зеленые холмы. На самом дне долины поблескивала, словно расплавленное олово, речка Берна. Эллен отвернулась.
Крестьянин с достоинством поднялся, и Натаниель поблагодарил его за рассказ. Эллен не проронила ни слова. Она была в замешательстве. Она была просто шокирована этим рассказом о преступлении, оказавшемся более тяжким, чем она думала. Она чувствовала себя просто больной.
— Любовь не всегда бывает прекрасной, — философски произнес крестьянин.
— Да, — согласился Натаниель. — У любви много сторон.
— Сама по себе казнь — отвратительное мероприятие. Это плохо действует на тех, кто является ее свидетелем.
— Могу себе представить, — сказал Натаниель. — Все вдруг становятся праведниками.
Крестьянин удивленно посмотрел на него.
— Именно так оно и было! — сказал он. — Просто удивительно, как много сразу появилось «добрых граждан»! Добродетельные и непримиримые, они уносили с собой сувениры и…
Эллен отошла в сторону.
Натаниель нагнал ее, и они вместе пошли к шоссе.
— Теперь у меня нет необходимости навещать того человека, — сказал Натаниель. — И это хорошо, потому что он меня и не ждет.
Она рассеянно кивнула.
— Я вижу, что тебе плохо, Эллен, — тихо сказал он. — Но… Ты умеешь водить машину?
— Во всяком случае, права у меня есть.
— Это хорошо. Мне хотелось бы, чтобы ты сидела за рулем, пока мы будем ехать домой.
Она заметила, что он дрожит, как в лихорадке.
— Понимаю, — мягко произнесла она. — Я с удовольствием сяду за руль, если ты осмелишься ехать со мной. Это пустяки по сравнению с тем, что мы пережили этой ночью.
— Согласен, — ответил Натаниель.
13
Опытным шофером Эллен не была. Водительские права она получила недавно и ездила мало. Поэтому теперь ей с трудом давался каждый пройденный километр.
Натаниель ничем не мог ей помочь. Он сидел, закрыв ладонями лицо, пытаясь придти в себя после напряжения, испытанного им в лесу.
Когда машина рывком затормозила, он убрал руки с лица и понял, что она испытывает большие трудности на оживленной трассе Гола.
— Теперь ты умеешь водить машину, — с деланным спокойствием произнес он, хотя голос его был по-прежнему сдавленным.
— Я давно уже умею водить машину, — пробормотала Эллен. — Но я не знаю, как переключать скорости на твоем автомобиле. А, вот теперь понятно! Трогаемся в путь!
«Прыгаем, а не трогаемся», — подумал Натаниель, но ничего не сказал. Ему не хотелось лишать ее того минимального покоя, который она, наконец, обрела.
Через некоторое время Эллен упрямо произнесла:
— Я совершенно убеждена в том, что это преступление было зверским и абсолютно непростительным. И все-таки я чувствую отвращение к праведникам.
— Да, — ответил Натаниель. — Ведь она знала, что совершает преступление. Тогда как все остальные считали себя безупречными по отношению к осужденной. Я всегда ненавидел гордившихся собой праведников.
Зная, как трудно ему приходилось порой в жизни, среди всех тех, с кем он вынужден был считаться, Эллен взяла его за руку.
— Ради Бога, держи руль! — сердито произнес Натаниель.
Эллен снова стала смотреть на дорогу. Потом она задумчиво произнесла:
67 
