Особенно,... 
83 
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — вскочил с места Роман Григорьевич, лихо, по-военному щёлкнул каблуком.
Вот так и вышло, что уже на следующий день Ивенский с Удальцевым вновь покачивались в железнодорожном вагоне на пути в северную столицу. Зачем, спросите? Да затем, что смерть Кощея на конце иглы, игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубу, дуб на острове Буяне. А любому гимназисту, даже самому нерадивому, известно, что легендарный, овеянный древней славой Буян есть ни что иное, как тихий, добропорядочный Рюген, принадлежащий Германскому Союзу в составе Мекленбургского герцогства.
На душе Тита Ардалионовича было легко и радостно, цвели незабудки и пели канарейки. Ах, как ловко всё устроилось, даже лучше, чем могло быть, если бы их не отстранили от следствия! Теперь господину Сиверцеву, как лицу официальному, придётся дожидаться, пока с германской стороной будут согласованы все вопросы, получены соответствующие разрешения и выданы нужные бумаги. А всем известна неповоротливость немецкой бюрократии — она даже московской сто очков вперёд даст. Затянется дело, ох, затянется!
Тем временем они с Романом Григорьевичем прибудут на Рюген в частном порядке, разведают, что и как, а если повезёт, может, и до заветного сундука первыми доберутся, покарают убийцу несчастной Манефы Крестовой — это уж их право! Разве не красота?
Жаль, что Роман Григорьевич радужных настроений подчинённого не разделял. Никак не давал ему покоя Иван, точнее, отсутствие такового. Вдруг без него и в самом деле не обойтись? Тогда вся поездка окажется впустую, и драгоценное время будет потрачено даром…
Удальцев его уговаривал:
— Роман Григорьевич, ведь в корне вашей собственной фамилии слышится явное созвучие с именем «Иван». Мне думается, это неспроста!
Вот именно — одно лишь созвучие! Дело в том, что род их произошёл из Ливонии, и звались они изначально дворянами Ливонскими. Потом какой-то нерадивый дьячок позабыл дописать закорючку, и стали Ливонские Ивонскими. А там и «о» преобразовалось в «е», может, тоже по ошибке, может, для благозвучия. Так что заветное имя тут ни при чём, и на роль героя-победителя он, Роман Григорьевич, решительно не подходит. Разве что за серого волка мог бы сойти, если бы вовремя научили оборачиваться, но об этом даже вслух не скажешь… Ах, где бы им, пока не поздно, разжиться Иваном? Где бы, где бы…
— Знаю! — воскликнул Ивенский, заставив помощника вздрогнуть от неожиданности а соседей по вагону обернуться на возглас. — Придумал! Удальцев, помните Листунова, того спесивого господина, что вёл дело об убийстве Контоккайнена? Ведь его звали именно Иван! Иван Агафонович, кажется… Он-то нам и нужен!
Ах! Вот уж с этим Тит Ардалионович никак не мог согласиться! Мало того, что у них безжалостно отобрали с таким трудом расследованное дело, и все лавры теперь достанутся какому-то Сиверцеву. Не хватало ещё, чтобы гадкий Листунов с их подачи стяжал славу народного героя, а они снова остались в стороне! Где справедливость-то?
— Тит Ардалионович, о чём вы? — сказал Ивенский с укоризной. — Нам теперь не до славы и даже не до справедливости — быть бы живу! Останется на месте нашего распрекрасного отечества «пустыня обширная» — и что толку в той славе, кому она будет нужна? Нет, решено, берём Листунова. Думаю, он будет счастлив прокатиться за границу за казённый счёт.
Удальцев надулся как мышь на крупу, пробурчал с обидой:
— Как знаете, ваше высокоблагородие, да только он всё равно не подходит! Победитель Кощея должен быть не просто Иваном, а ещё и царевичем, или, по крайней мере, корни княжеские иметь, как тот Годинович. А из Листунова какой царевич? Сразу видно, что он из разночинцев, даже дворянского звания, поди-ка, не имеет. Не годится он на историческую роль!
— А вот и нет! — возразил Роман Григорьевич запальчиво. — Вы, Удальцев, плохо знаете русский фольклор, а он, между прочим, содержит мудрость народную! Иван совсем не обязательно должен быть царевичем, вполне достаточно и дурака!
Почему-то от таких его слов Титу Ардалионовичу сразу стало легче.
А в Листунове Роман Григорьевич не ошибся: известие о предстоящей поездке он воспринял с восторгом. Сразу побежал домой за саквояжем, а вернулся разодетым в пух и прах: элегантное мышиного цвета пальто (самую малость тесноватое, должно быть, у кого-то одолжил), однобортная визитка с округлыми полами, узкие брючки с лампасами, чёрный шёлковый цилиндр (время от времени съезжавший на нос), тросточка, галстучный шарф с кольцом, белые лайковые перчатки — будто на бал собрался. Волосы, прежде такие непокорные, тщательно напомажены, усики над верхней губой вытянуты в ниточку, бакенбарды оттопырены крыльями — красотища! Рядом с таким авантажным господином Ивенский с Удальцевым в своих скромных и практичных дорожных костюмах стали казаться студентиками из небогатых фамилий.
83 
