Она подошла к могиле мужа и уронила розу на его гроб. Натаниель последовал ее примеру.
И все его семеро единокровных братьев, их дети и внуки пришли, чтобы проститься с Абелем. У него было много, много потомков.
Но Натаниель даже женат еще не был.
О, Эллен, неужели боль может быть такой сильной?
Похороны закончились.
Натаниелю нужно было как можно скорее возвращаться в долину Людей Льда, присоединиться к остальным. Сидя в машине в кортеже, направлявшемся к Линде-аллее, он проверил, как уже много раз раньше, на месте ли бутылка с чистой водой. Она была на месте. Непросто было держать ее при себе все время, особенно в больнице, когда он был так ужасно слаб. Он очень боялся, что кто-нибудь из людей Тенгеля Злого проберется туда и выкрадет у него бутылку, поэтому, как только медсестры вышли из его палаты, он поспешил как можно глубже запрятать ее под подушку.
Хорошо, что они направлялись к Линде-аллее. Именно туда ему и надо было, коль уж судьба забросила его в родные края.
Когда в Линде-аллее все стихло, а все, кто был на поминках, разошлись, Натаниель переговорил с Андре и Мали о том, что он задумал.
Они кивнули. Они уже поняли, что у него на уме. И они не возражали, чтобы он пошел в самую старую часть дома один.
До чего же здесь все маленькое, думал Натаниель, прохаживаясь по скрипучим, широким половицам. Какие низкие потолки! И все равно — когда-то это наверняка была весьма впечатляющая усадьба.
Все было как тогда, когда Тенгель и Силье приняли Линде-аллее от семейства Мейден. Да, конечно, без ремонта обойтись было нельзя, но он был сделан очень искусно и почти незаметно.
Холл… Туда-то ему и надо.
Портреты четырех детей. Суль, Лив, Даг и Аре, все они были там. Несмотря на тщательную реставрацию, прошедшие четыре века оставили на них свой след. Это неизбежно. Когда Силье написала их, они имели более светлые тона.
И еще окно. Маленький витраж Бенедикта Малера. Неужели оно и правда такое маленькое? Это же не окно, а просто узенькая бойница! Как мог Ульвхедин в нем что-то разглядеть? И почему никто другой не увидел ничего позже? Никто — ни отмеченные проклятьем, ни избранные.
Но много ли в Линде-аллее было таких после Ульвхедина?
Бенедикта. Одна-единственная. А сейчас и она ушла, он не мог спросить ее.
Или мог?
— Тенгель Добрый, — негромко позвал он. — Я хотел бы поговорить с Бенедиктой. Это можно устроить?
Он немного подождал. Наконец услышал хорошо знакомый приветливый голос Бенедикты:
— Шикарные похороны были, Натаниель! Огромное вам всем спасибо. А мне дана привилегия, о которой, наверное, мечтают все: сидеть возле органа и смотреть на собственные похороны. Боже, сколько же хорошего было сказано! Подумать только: я была такой выдающейся личностью, а я-то и не догадывалась!
Ее знакомый умный смех так и звенел у него в ушах. Но он очень удивился, когда увидел ее. Потому что это была не та Бенедикта, которую он знал. Это была молодая женщина, одетая в такую же простую тунику, что и Халькатла. Бенедикта вряд ли смогла бы выиграть когда-нибудь конкурс красоты, но к чему это? Она обладала гораздо большим, она была такая милая и привлекательная, что Натаниель совершенно растрогался.
— Понятно теперь, почему Сандер Бринк просто потерял голову от тебя, — улыбнулся он.
— Спасибо, — сказала она застенчиво, и это ей очень шло. — Я тебе нужна?
— Да. Ты помнишь, что говорил Ульвхедин на Горе Демонов? Что он что-то видел однажды в окне Бенедикта. И не мог понять, что. Ты единственная из отмеченных проклятьем, кто жил в Линде-аллее после него. Да и вообще — Ульвхедин лишь гостил здесь недолго. Ты видела что-нибудь?
— Да, — сразу же ответила Бенедикта. — И тут же отреагировала, когда услышала слова Ульвхедина. Я иногда словно бы видела какое-то движение за окном, хотя там никого и ничего не было. Если я останавливалась и всматривалась хорошенько, там ничего не оказывалось. Так что я просто перестала об этом думать. Решила, что это просто блики стекла.
— Скорее всего, так оно и есть. Но я хотел бы взглянуть.
— Думаю, тебе следует это сделать. Оставляю тебя одного. Увидимся, Натаниель!
Бенедикта исчезла. Натаниель медленно подошел к маленькому окну. Шестнадцатый век, подумал он. Оно было создано церковным художником и подарено одной из его очень одаренных учениц, Силье, дочери Арнгрима…