Барон был так добр с ней, что Ирья совсем растрогалась. Даг отпустил себе бороду — возможно, чтобы компенсировать лысину на голове? Одет он был по последней моде: в камзол из лосиной кожи, который скрывал слишком толстый живот, рубашку с кружевными манжетами и широкие штаны, заправленные в сапоги. В конце разговора он положил свою руку на голову Ирье и тепло улыбнулся ей. Ирья в ответ просияла словно солнышко.
Лив и Даг давно уже забыли о том, как невзрачна и неуклюжа Ирья на вид. Для них она была прежде всего милой девушкой, человеком, который всем приносит только радость.
Ирья часто посещала церковное кладбище, принося туда небольшие букеты полевых цветов. Она любила посидеть у могилы госпожи Силье — это был единственный человек, который знал ее сердечные тайны.
Однажды на кладбище одновременно с Ирьей пришел и Таральд — он стоял у могилы Суннивы и беседовал со священником, господином Мартиниусом.
Ирья в нерешительности стояла в отдалении, пока они не подозвали ее к себе. Она подошла поближе, боясь, как бы щеки ее не вспыхнули кумачом при виде Таральда.
— Иди к нам, дорогая Ирья, — ласково проговорил священник. — Мы как раз вспоминаем ту эпидемию чумы, когда ты тоже много помогала нам.
— Да, я помню это время, — сказала Ирья в ответ. — Как нам было страшно тогда! А вы помните, господин Мартиниус, как мы лежали больные в маленьком домике, каждый в своем углу, но… может быть, мне не следовало вспоминать о таких вещах?.. — в замешательстве остановилась она.
Священник улыбнулся девушке.
— Что ж, люди попадают в разные положения. Вам, господин Таральд, тоже приходилось повидать немало… И болезни, и стыдливость за свою немощь перед другими.
Ирья тоже заулыбалась своим воспоминаниям.
— Теперь-то мы можем смеяться. Но каково нам было тогда… Боже, как мне было плохо!
— И мне тоже. Но господин Тенгель и маленький Тарье спасли нас.
— Да. И все-таки в последние дни мы даже не могли подняться в постели, и тогда господин Тенгель вынужден был поменять мне белье самолично. Я думала, что умру от стыда.
— Я полагал, священник, вы скажите, что вас спас Бог, — не выдержал Таральд.
— Зачем же Ему надо было бы спасать меня, грешника, и погубить многих других крестьян в деревне? Чем я лучше их?
— Здравое рассуждение, — согласился Таральд. — И несколько необычное для священника.
— Нет, я должен признаться, что я молил Бога о спасении своей жизни. И точно так же я молил о спасении других душ.
— Разумеется, — согласился Таральд. — Я слышал, что вы женились?
Священник отвернулся.
— Да, — пробормотал он невнятно.
— Как хорошо, — обрадовалась Ирья. — Добрая жена будет опорой как для мужа, так и для всего прихода.
— Да, — снова кратко проговорил священник и с такой горечью, что оба они в изумлении взглянули на него.
Но господин Мартиниус словно и не заметил, что он что-то сказал в ответ. Он был занят своими мыслями, не замечая реакции окружающих, и его чистое, молодое лицо опечалилось и померкло.
Ирья и Таральд ничего не понимали. Они уже раньше видели его молоденькую жену, необычно милую и приветливую. Она хорошо справлялась с обязанностями жены священника, посещала больных, помогала нуждающимся, раздавала милостыню. И всюду она появлялась с милой улыбкой на устах.
Священник наконец очнулся от своих раздумий.
— Простите, я задумался о другом. Что ты сказала, Ирья?
— Я только сказала, что добрая жена будет опорой…
— Да-да, конечно! Нет никого лучше моей Жюли. Я поистине счастлив, что женился на ней!
И его глаза вспыхнули от радости. Ирья снова ничего не понимала. О чем же тогда так задумался священник?
День выдался пасмурным, моросил редкий дождик. Таральд смотрел на могилу Суннивы, думая о своем.
Священник сказал, взглянув в его сторону:
— Ваше глубокое чувство достойно уважения, господин Таральд.
Молодой человек рассеянно взглянул на священника и ничего не ответил.
— А ты принесла этот букет на могилу бабушки Силье? — спросил он у Ирьи.
— Да… я забыла положить его на могилу!
Она взглянула на полуувядшие колокольчики, которые были у нее в руках.
— Поставь их в воду, и они снова оживут, — сказал священник.