Пока Ирья пыталась отобрать палку у Кольгрима, в комнату вошла служанка:
— К баронессе пришла посетительница.
Несмотря на то, что и служанка, и баронесса вышли из одного социального слоя, в голосе первой не слышалось и тени презрения. Ирью за ее характер уважали в усадьбе все без исключения. Слуги даже испытывали к ней некоторую нежность, подчас гордость за то, что юный господин избрал именно ее, их Ирью.
— Посетительница ко мне? — удивленно спросила Ирья. — Это из Эйкебю?
— Нет, баронесса. Это жена священника.
— Ах да, конечно же! Не будешь ли ты так любезна и не присмотришь за детьми, пока я отлучусь?
— Разумеется.
Служанка прекрасно понимала, какую ответственность на нее возлагают. Двух братьев никак нельзя было оставить без присмотра. С непослушным Кольгримом никто не хотел возиться, но раз ее просит сама баронесса… Мальчик сразу же опрокинул стул, чтобы посмотреть, какова будет реакция служанки. Но девушка была уже вышколена и знала, как следует себя вести с Кольгримом.
Ирья спустилась в гостиную, где ждала Жюли. Она хотела было отказать посетительнице, но в последний момент передумала.
Госпожа Жюли была необычайно приветлива и элегантна в своих простых одеждах. Правда, Ирья не очень поняла, что за дело привело ее в Гростенсхольм. Она спрашивала совета о старой матушке Августине, которая жила на другом конце деревни. Почему она пришла за советом именно к Ирье? Ведь та практически ничего не знала об этой Августине.
Красивая жена священника не стала долго задерживаться. Она поблагодарила хозяйку и встала. Однако уже уходя, она бросила как бы мимоходом:
— Да, передайте привет вашему мужу, милая баронесса Мейден, и скажите, что я больше на него не сержусь. Я решительно выбросила из головы всю эту историю.
Ирья с удивлением посмотрела на нее.
— Я не понимаю вас…
— О, мы все знаем, как тяжело мужу, когда его жена находится в положении. Разумеется, отчасти это шокирует. Но я больше не сержусь на вашего мужа.
И она направилась к двери. Ирья неподвижно стояла на одном месте, опустив руки.
— Таральд? — беспомощно сказала она. — Он мог?.. Я ничего не понимаю.
Изящная Жюли, которая казалась еще миниатюрнее рядом с неуклюжей Ирьей, испуганно закрыла рот рукой.
— О, моя милочка, разве он ничего вам не сказал? Нет-нет, тогда забудьте все, что я вам рассказала… милая, дорогая… о, это ужасно! Но я думала… вы все знаете… Забудем же об этом!
Ирья в растерянности смотрела на Жюли.
— Только не говорите ничего вашему мужу, пожалуйста, — сказала жена священника совершенно убитым голосом. — Я-то простила ему, так что вовсе не следует снова ворошить прошлое. Мужчинам так трудно управлять своими эмоциями, и ему вряд ли захочется вспоминать о том, что случилось. Ведь это просто глупость, которую он однажды совершил. Так что вы уж, пожалуйста, не напоминайте ему об этом и забудьте все, что я сказала! Прощайте, госпожа Ирья, и благодарю вас за помощь!
Она застучала каблучками к выходу. И исчезла.
Что же это такое? Таральд. Ее Таральд? Такой рассеянный и раздражительный все последние дни…
Жена в положении?
Но когда? Когда же он совершил свою глупость?..
Ирья ощутила комок в горле: она была совершенно разбита и унижена этим известием. Она пошла к детям, отпустила служанку и тяжело опустилась на кровать.
— Все благополучно? — спросила ее служанка. — Госпожа выглядит такой утомленной.
— Я просто устала…
Служанка озабоченно продолжала смотреть на нее.
— Если госпожа пожелает прилечь отдохнуть, то я могу взять Кольгрима с собой. Он посидит со мной, пока я буду заниматься своими делами.
— Спасибо тебе, — вздохнула Ирья.
Так она и пролежала все время, оглушенная горем, пока не пришло время кормить Маттиаса.
Таральд вернулся домой как обычно. Вначале он не обратил внимания на несчастный вид Ирьи, снова занятый своими собственными мыслями.
И только когда дети улеглись, и Ирья тоже забралась в постель, он заметил ее состояние и спросил:
— Что с тобой, Ирья? Ты ни слова мне не сказала за весь вечер.
Ирья помедлила с ответом, а затем прошептала еле слышно:
— Я не могла. Я боюсь.
Он подошел к постели и сел возле жены.
— Боишься? Ты? Почему же?