Он положил ей на плечо свою руку, морщинистую, с набухшими венами, натруженными за долгую жизнь. Силье знала, как он недомогает. Он был невероятно изнурен. Но он никогда не позволял говорить об этом. Он по-прежнему принимал время от времени больных, хотя ему трудно было лечить людей. И окружающие, зная это, обращались к нему за помощью только в крайних случаях, когда уже никто им не мог помочь.
Он посмотрел на играющих во дворе мальчиков.
— Когда пожалуют гости?
— Не раньше, чем через час. У них еще достаточно времени.
Тенгель улыбнулся.
— Тогда я хотел бы поговорить с Тарье.
Силье согласно кивнула ему. Она догадывалась, что значил для него этот смышленый мальчуган. Тенгель любил, конечно, всех шестерых внуков, но Тарье занимал в его сердце особое место. Он был именно тем ребенком, которого Тенгель ждал многие годы, в течение жизни двух поколений. И вот этот ребенок родился, став ему радостью и утешением.
Тарье явился на зов деда, переступив порог комнаты, которую называли в усадьбе приемной для пациентов.
Тарье был необычным ребенком. В нем было что-то от темноволосых Тенгеля и Аре, однако глазами он был не похож ни на кого. Аре не отличался столь острым умом, тогда как в этом тринадцатилетнем подростке проявлялись умственные способности, унаследованные от Тенгеля, Силье и Лив. От Меты мало что было заметно в сыне, она ведь была просто мила и приятна. Неутомимая пчелка без лишних претензий. И блестящие способности сына ее даже иногда пугали.
Но главное было в том, что внук унаследовал от Тенгеля волю к добру, которое надо вершить в жизни.
— Тарье, — сказал Тенгель, — ты слышал предание о Людях Льда, не так ли? И о Тенгеле Злом, который вступил в сделку с дьяволом на четыреста лет вперед, прокляв тем самым свое потомство… но также и наделив его сверхъестественными знаниями?
Мальчик кивнул. Он был не как остальные дети, которые только и дожидались, когда же можно будет выбежать во двор и поиграть; нет, он внимательно прислушивался к тому, что рассказывал ему Тенгель.
— Да, он дал нам в наследство много дурного, — продолжал Тенгель. — Но также и кое-что хорошее, и наш долг преумножать последнее. В этой комнате ты видишь, Тарье, мое собрание различных трав и снадобий. Большая часть принадлежала Суль, а она получила все это от Ханны. Она была главной носительницей тайных знаний. Я собирался рассказать тебе об этом в день твоего рождения, через четыре месяца, но решил, что могу сделать это и раньше. Тебе предстоит многому научиться, и никто не знает, сколько у нас будет времени. Я пока здоров, но в моем возрасте, как ты знаешь, все может случиться. С сегодняшнего дня я начинаю твое обучение. Ты получишь наследство, которое затем передашь дальше. Ты не принадлежишь к тем несчастным созданиям, которых погубил Тенгель Злой. И ты единственный из моих родичей, кто сумеет управлять этим наследством. Ибо в тебе есть что-то, не поддающееся объяснению…
— Я понимаю тебя, дедушка. И я готов начать обучение.
— Вот и хорошо! Я знаю, что ты достаточно умен, чтобы не злоупотреблять данной тебе властью. Многие из тех, кто раньше владел ею, перестарались, и злая воля обернулась против них самих. Точно так же, и сам Тенгель Злой думал сперва, что эти знания следует поставить на службу злой воле. У тебя нет злой воли. И когда ты состаришься, как и я, ты подыщешь себе молодого наследника из рода Людей Льда, чтобы передать ему наши знания. Ты должен сделать верный выбор. Ты ведь понимаешь, что с этими вещами не шутят.
— Я буду осторожен, дедушка.
— Что ты думаешь делать дальше, Тарье?
— Я хочу учиться.
— Ты пойдешь учиться.
— Больше всего мне хотелось бы поучиться у великих ученых — таких, как Тихо Браге, который, к сожалению, уже умер, — или у Кеплера [2], или Иоанна Рюдбека. Я понимаю, что это дело трудное.
— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь тебе, мой мальчик. Поговорим завтра, скоро пожалуют гости.
— Дедушка… — обернулся Тарье у двери. И его карие глаза сверкнули. — Хотя сегодня и не мой день рождения, но я чувствую, что получил самый прекрасный подарок в мире.
Тенгель не мог не улыбнуться при этих словах.
— До завтра, — прибавил он.
— До завтра, дедушка!
На праздник пожаловали владельцы Гростенсхольма. Ирья пылала от счастья, увидев, наконец, юного, темноволосого Таральда, который пришел вместе с сестрой. Сесилия своими рыжеватыми волосами напоминала Лив, ее мать, но все же дочь казалась темнее. Она была не так ослепительна, как мать, но обладала привлекательной внешностью и была очень жизнерадостна. Она одевалась очень изысканно, следуя новым веяниям моды. Никто не осмеливался вступать с ней в спор, и она поражала мужские сердца без особых усилий. Она во всем походила на Суль, за исключением того, что за ней не стояли никакие загадочные тени из прошлого.