75 
Пусть подействует его колдовство – ну например, выполните его первое желание! Он был бы так рад. Думаю, он скоро поймет, что он не «меченый». Поэтому маленький успех не вскружит ему голову. Даже, возможно, напротив, преподаст урок?
Что такие способности – не игрушка. Не знаю, вам решать.
Я только хочу, чтобы он сегодня был доволен. Он так старался и заслуживает маленького поощрения.
Она услышала, как раздался дьявольский смех. Или показалось?
Похоже на смех Суль? Самой непредсказуемой и охочей до розыгрышей из всех «меченых» рода Людей Льда?
Да нет, наверное, померещилось.
Но Кристер был вознагражден за свою рыцарственность и усердие.
Именно в тот момент, когда они собрались уходить, церемониймейстер, лейтенант кавалерии, взял его за руку и крикнул обществу, отдыхавшему в перерыве между танцами:
– Дорогие друзья! Давайте произнесем здравицу за этого молодого человека, так рыцарственно спасшего несчастную крошку Магдалену Бакман от жестокого рока! С самого начала он стремился, чтобы униженные возродились к достойной жизни, а подлецов настигло справедливое возмездие. Трижды три раза «ура!» за Кристера Томассона!
И все долго кричали «ура!» и хлопали в ладоши, потому что всегда приятно, когда гордыня получает по заслугам.
Кристер так разволновался и так проникся ко всем внезапной любовью, что поднял руки и воскликнул:
– Спасибо! Сердечное спасибо, друзья мои! Ах, я так вас люблю! Я хотел бы видеть вас как можно больше!
Ш-ш, прошелестело в толпе. Ш-ш, ш-ш, – по всему шатру.
Все озадаченно уставились друг на друга. Что это за звук?
Вдруг вскрикнула дама.
Чей-то смех превратился в вопль ужаса.
Один за другим люди обнаруживали сначала соседа, а потом и себя самого стоящими в куче свалившейся на пол одежды.
Тихий звук был звуком расползавшихся швов.
Все покровы упали, и каждый из присутствующих стоял голым, лишившись спасительной одежды.
– О Боже, – прошептала Тула, схватила за руку своего злополучного сына и побежала. – Пойдемте, мама, папа, идемте отсюда живо!
Четверка беглецов покидала шатер под тихий треск корсетных крючков и застежек, сопровождавшийся пронзительными воплями их тучных обладательниц.
Никто из наших героев не лишился одежд.
Пока они убегали и разыскивали свой экипаж, они слышали за спиной крики – душераздирающие крики ужаса и стыда, когда обнажились все телесные недостатки.
А потом начался дикий переполох: все пытались схватить куски своих туалетов и закутаться в них.
– Что случилось? – недоумевающе спросил дедушка Эрланд, пока Тула вовсю нахлестывала лошадей, удирая со злосчастного места.
– Это Кристер, – горько сказала она. – Наши предки пообещали, что исполнят его первое желание. А он пожелал видеть этих людей как можно дольше. Но неправильно выразился и заявил «как можно больше». О Господи!
Вдруг Тулу разобрал смех. Сначала невинное хихиканье, перешедшее потом в настоящий приступ хохота, так что пришлось отдать вожжи.
– Надеюсь, что никто нас не заметил, – сказала Гунилла. – Ни того, что мы остались одетыми, ни того, что мы исчезли.
– Нет, все были заняты собой или соседом, – ввернула Тула между двумя приступами смеха. – А видели церемониймейстера? Чопорного лейтенанта. Такой маленький…
– Тула! – строго сказала ее мать. И вдруг все прыснули со смеху.
За исключением Кристера. Он был раздавлен. Нем всю дорогу до дому.
Когда они вылезли из повозки возле своего маленького домика, Тула обхватила его за шею и дружелюбно сказала:
– Не грусти, мой мальчик! Я всего лишь хотела, чтобы духи помогли тебе. Никто не мог предположить, каким окажется твое первое желание.
Но он в тот вечер не проронил ни слова. Зато на следующее утро сам пришел к Туле.
– Мама, – сказал он упавшим голосом. – Я был глуп.
Теперь я понимаю, что играл с огнем. Никогда даже в самых буйных фантазиях я не мог вообразить, какие силы таятся в «меченых» рода Людей Льда!
А еще я понял, что другие всегда поступали так, как ты вчера: притворялись, будто я творил чудеса.
Та роза… Я не хотел видеть очевидного: что слуга господина Молина подменил ее. И все жалкие чудеса, которые я верил, что совершал раньше, так же легко объяснимы.
Люди манипулировали мной и моей наивностью. Горько признавать, но я никакой не «меченый». И не хочу больше им быть.
75 
