Так ей и надо! Может, теперь она перестанет кривляться да любоваться на себя в зеркале. А еще она получила представление о том, каково это — быть такой, как я. Хотя ей, наверное, все равно этого не понять».
В данный момент Тува сидела вместе со своей матерью Винни и ее подругой Уной за кофейным столиком. Уна была одной из тех немногих, кого Тува до себя допускала. Уна была в точности такой, какой и выглядела — веселой, открытой и чуточку бесшабашной. Она всегда обращалась с Тувой как с равной, еще с тех самых пор, когда девочке было двенадцать. Тут и в помине не было сочувственных вздохов, еще чего! Наоборот: «Тува, как, по-твоему? Съездить ли мне в Данию и хорошенько развлечься или остаться дома и ублажать мою вечно недовольную, но вполне бодрую маму?» Конечно же, Тува посоветовала ехать.
Но сегодня Туве не давали покоя мысли о Ганде, о всех достоинствах, которыми он наделен, и потому она сначала лишь вполуха слушала, как беседуют старшие, тем более что разговор перескакивал с одного на другое.
Внезапно она навострила уши. Подруга Винни болтала без умолку:
— Ты же знаешь, как меня интересует все, что связано с оккультизмом…
— Еще бы, — улыбнулась Винни. — Астрология, спиритизм, аура и тому подобное.
— Да, но теперь —понимаешь, теперь я открыла для себя нечто сенсационное. Не знаю только, хватит ли у меня духу.
— Конечно, хватит! А что это такое?
— Я узнала про человека, который может перенести тебя в твои предыдущие инкарнации!
— Инкарнации? — вмешалась в разговор Тува. — Что это? Предыдущая жизнь?
(Разумеется, она все это знала. Просто хотела перепроверить.)
— Вот именно, — обернулась к ней Уна. — Это как раз для тебя, а?
— Ничего подобного, — торопливо заметила Винни. — Но расскажи, Уна! Это что, гипноз? Звучит жутковато, по-моему. И отдает шарлатанством.
— Нет, это не гипноз. Иначе бы потом никто ничего не помнил, — захлебываясь, стала рассказывать Уна. — Скорее это состояние полнейшего расслабления. Как в йоге или при медитации. Тува, а ты веришь в реинкарнацию?
Девушка задумалась.
— Вообще-то меня не особенно занимали подобные вещи, — соврала она осторожно, унимая бьющееся сердце. — Реинкарнация… Возрождение? Это то, во что верят буддисты, да?
— О, но помимо буддистов есть еще массалюдей, которые попробовали это и пережили нечто фантастическое, — сказала Уна. — Я могу привести один случай, кстати, это было с моей подругой, так вот, ее вернули в 1457 год. Первое, что она увидела, это свои ноги, — ведь человек, если только он не стоит перед зеркалом, видит главным образом свои руки и ноги. Это были голые мужские ноги, а колени прикрывала темно-коричневая хламида, сделанная из мешковины. Она знала, что ее зовут Джованни, а значит, она была в Италии…
— Разве женщины могут быть в предыдущей жизни мужчинами? — скептически спросила Винни.
— Ну конечно! Это же сплошь и рядом, — без сомнений ответила Уна, хоть сама ни разу еще не предпринимала подобных путешествий во времени. — Ну так вот, моя подруга, или вернее, этот самый Джованни был ремесленником, а точнее медником. А потом этот самый психоаналитик, выступавший в роли посредника, переместил ее немного вперед во времени, и тут Джованни был схвачен какими-то людьми в мрачных монашеских одеяниях. Он был огульно осужден за измену, и они стали загонять ему под ногти раскаленные острия кинжалов и вспарывать спину раскаленными мечами, вплоть до того, что слышалось шипение и пахло горелым мясом, и моя подруга кричала нечеловеческим голосом…
— Фу! — с отвращением произнесла Винни. Тува же ловила каждое произнесенное слово.
— Ну а потом этот самый психоаналитик захотел увидеть Джованни перед его смертным часом, и моя подруга очутилась в какой-то келье глубоко под землей, где она просидела много лет и скончалась, то есть Джованни скончался, в полнейшем одиночестве.
В комнате воцарилась тишина.
— Нет уж, — передернувшись, убежденно сказала Винни, — меня подобными экспериментами не соблазнишь. Неужели ты и в самом деле отважишься на такое?
— Я и сама еще не знаю, — по-девчоночьи фыркнула Уна.
Тува сидела молча. Но в глазах у нее светился огонек.
С того времени Тува потеряла покой. А не тот ли это врач, о котором говорила фру Карлберг?