70 
Фабиан держал куклу в снопе солнечного света, проникавшего через окошко гримерной. Она смотрела ему в след пустым взглядом. Его рука дрожала, а вместе с ней и марионетка. Ее рот то раскрывался, то открывался. И снова судорожно раскрывался-открывался. Опять и опять. Молча.
В растерянности Фабиан поднес пальцы свободной кисти к своим губам. Ему не верилось. Его глаза потускнели. Он напоминал заблудившегося в городе человека, который пытается вспомнить номер определенного дома, отыскать нужное окно или желанный огонек в окне. Фабиан потерянно озирался, глядя то на стены, то на Кровича, то на куклу, то на свою свободную руку, пальцы которой снова и снова ложились на его горло, ощупывали его, потом испуганно взлетали чуть выше, к губам. Он прислушивался.
Далеко-далеко, в сотне миль отсюда одна-единственная волна накатилась на берег и, пенясь, прошелестела по песку. А по-над ней, тенью, пронеслась чайка – беззвучно, с недвижно распростертыми крыльями.
– Она покинула меня. Ее больше нет. Она сбежала. Я не могу найти ее. Не могу найти, не могу. Послушайте, помогите мне! Вы поможете мне разыскать ее? Помогите мне найти ее! Пожалуйста, помогите мне найти ее!
Рябушинская обвисла, как тряпка, на его пальцах. Фабиан рассеянно опустил руку; кукла соскользнула вниз, бесшумно шлепнулась на холодный пол и осталась лежать там – глаза закрыты, губы сжаты.
Фабиан даже не оглянулся на нее, когда Крович выводил его из комнаты.
Нищий с моста О'Коннела
– Так, – сказал я. – Твой муж – дурак.
– Почему? – спросила жена. – Что ты такого сделал?
Я смотрел с третьего этажа гостиницы. В свете фонаря под окнами прошел человек.
– Это он. Два дня назад…
Два дня назад кто-то зашипел на меня из соседней подворотни:
– Сэр! Это важно! Сэр!
Я обернулся в темноту. Какой-то заморыш. Голос – жуткий-прежуткий.
– Если б у меня был фунт на билет, мне бы дали работу в Белфасте!
Я колебался.
– Отличную работу! – продолжал он торопливо. – Хороший заработок! Я… я вышлю деньги по почте. Только скажите, кто вы и где остановились.
Он видел, что я – турист. Промедление меня сгубило, обещание вернуть деньги – растрогало. Я хрустнул бумажкой, отделяя ее от пачки.
Человек встрепенулся, как ястреб.
– Будь у меня два фунта, сэр, я бы поел в дороге.
Я вытащил вторую.
– А на три мог бы забрать жену – не оставлять же ее здесь одну-одинешеньку.
Я отсчитал третью.
– А, была – не была! – вскричал человечек. – Какие-то жалкие пять фунтов, и мы будем жить в отеле, а не на улице, тогда уж я точно найду работу!
Что за воинственный танец он исполнял, притопывая, охлопываясь, кося глазами, скалясь в улыбке, причмокивая языком.
– Господь отблагодарит вас, сэр!
Он побежал, унося мои пять фунтов.
На полпути к гостинице я сообразил, что он не записал мое имя.
– Черт! – крикнул я тогда.
– Черт! – вскричал я сейчас, глядя в окно.
Потому что в прохожем под фонарем я узнал человека, которому третьего дня надлежало уехать в Белфаст.
– А, я его знаю, – сказала жена. – Он ко мне сегодня подошел. Просил денег на поезд до Голуэя.
– Ты дала?
– Нет, – просто отвечала жена.
Тут случилось самое худшее. Демонический нищий поднял голову, увидел меня и – провалиться на этом месте! – сделал нам ручкой.
Я чуть было не помахал в ответ. Губы скривила болезненная усмешка.
– До того дошло, что не хочется выходить из отеля, – пробормотал я.
– Действительно холодно.
Жена надевала пальто.
– Нет, – сказал я. – Дело не в холоде. Дело в них.
Мы снова взглянули в окно.
Ветер гулял над мощеной дублинской улицей, разнося копоть от Тринити-колледжа до Сент-Стивенс-Грин. За кондитерской застыли двое. Еще один торчал на углу – бороденка заиндевела, руки в карманах ощупывают скрытые кости. Дальше в подворотне притаилась груда газет: если пройти мимо, она зашевелится, словно стая мышей, и пожелает вам доброго вечера. У самого входа в отель горячечной розой высилась женщина, прижимая к груди загадочный сверток.
– А, попрошайки, – протянула жена.
– Не просто попрошайки, – ответил я, – а люди на улицах, которые становятся попрошайками.
– Как в кино. Темно, все ждут, когда появится герой.
– Герой. Черт возьми, это про меня.
Жена всмотрелась в мое лицо.
– Ты же их не боишься?
70 
