И тут лицо его прояснилось.
— Прячутся! Вот в чем дело! Теперь я понимаю, что произошло в Калмаре. Восемь злостных преступников сбежали из тюрьмы. Убийцы, грабители — все они были по-своему душевнобольными. Те крики, которые три-четыре года назад слышал Карл Кнапахульт, были их праздничными воплями: им удался побег и они нашли себе убежище. Сам я давно уже ничего не слышал об этих беглецах, и мне в голову не приходило связывать их с Ущельем дьявола. До сегодняшнего дня, пока Хейке не навел меня на след.
— Прекрасно! — сказал священник. — Тогда мы знаем, с кем нам предстоит сразиться. Ты говоришь, их восемь?
— Да. И эта расселина находится к юго-востоку от Бергунды, на границе с соседним округом. Там издавна происходили убийства и грабежи, и никто не мог найти виновников. Именно так они и добывали себе пропитание в этой пустынной местности.
— Но все-таки! Почему же они так тщательно прячутся?
— Я мало что знаю о тюрьмах Калмара и содержащихся там преступниках. Но у меня нет сомнений в том, что камеры строгого режима ожидают большинство из тех, кто обитает в расселине. Возможно, всех.
— Вопрос в том, как нам перехитрить их? — сказал Арв. — Должен признаться, что открытая схватка мало привлекает меня. Мне не хочется, чтобы кто-нибудь из бергкварских парней погиб.
— Мне тоже. Но посмотрите! На другую сторону! Они уже там!.. Наши люди спускаются вниз! Они с ума сошли!
Остановить их было уже невозможно. Кричать и махать руками тоже было нельзя.
— Ничего не поделаешь, — сказал ленсман. — Идемте все вниз! А ты, Гунилла, стой здесь!
— Хорошо, но я не могу стоять так без дела, когда вы все…
— Спокойно, спокойно, — сказал ленсман снисходительно. Ему захотелось даже погладить ее по голове. — Мы не можем взять тебя с собой, ты это хорошо понимаешь.
Гунилла взорвалась, как порох.
— Выходит, я должна смотреть, как вы там все умираете? Сидеть и горевать — это, по-вашему, удел женщин? Вы, мужчины, всегда разыгрываете из себя храбрецов и защитников, считая нас, женщин, просто курами, разве не так? Хотите произвести на нас впечатление. Вы просто боитесь, что нам достанется хоть крупица славы…
— Мы боимся за вас, неужели ты этого не понимаешь? — сказал Арв.
— А мы за вас не боимся? Нашичувства для вас ничего не значат.
— Гунилла, — с необычной для него строгостью в голосе произнес Арв. — Это серьезно! Ты останешься здесь!
— Но там же мойЭрланд!
Он на минуту замолк, потом сказал:
— Да, мой друг, я это знаю. Но как я посмотрю в глаза Эббы, если случится что-нибудь плохое?
— Пошли вы все к черту! —прошипела Гунилла, поворачиваясь к ним спиной, но оставаясь при этом стоять, как ей и велели. Она слышала только, как пастор и некоторые другие перешептывались по поводу ее реплики, и у нее появилось приятное ощущение того, что и она тоже кое-что умеет. И это помогло ей справиться со страхом и замешательством.
Возможно, они что-то все-таки поняли, потому что больше не приставали к ней. Повернувшись, она увидела, что они уже спускаются вниз, цепляясь за ветви елей. Пастор остановился на полпути, готовый, если понадобиться, произнести молитву.
И когда все скрылись из виду, Гунилла спустилась вниз с другой стороны…
Если они думали, что их никто не видит, они ошибались.
Другая группа, шедшая слева, попала прямо в ловушку: внезапно на них набросилось четверо мужчин и одна женщина, завязалась смертельная схватка. Стрелять на таком близком расстоянии было невозможно, поэтому они использовали ружья в качестве палок.
И когда подошла группа ленсмана, она была остановлена выстрелом из ружья Эрланда — разумеется, стрелял не он.
Выстрел этот раздался из-за кучи камней на склоне холма, где притаился стрелок.
Хейке тут же сказал:
— Я займусь им. У вас нет веревки, ленсман? Один из крестьян снял с себя веревку и протянул ее Хейке.
— Ты пойдешь с Хейке, Эверт, — сказал ленсман. — И ты, Бенгт. Этого, я думаю, достаточно.
Они разделились. Хейке и его люди вернулись назад тем же путем.
Теперь они ясно видели все жилища. Строения были расположены как попало, без всякого плана, сложенные из тяжелых бревен и всего, что попадалось здесь под руку. Это было настоящее скопище трущоб с открытой площадкой посредине, на которой дымил ночной костер.