130 
Лоренца невольно вздрогнула, подумав, уж не ослышалась ли она? Королева? Мадам де Верней сказала «королева»? Наверное, впервые в жизни она назвала этим титулом женщину, которую всегда награждала только уничижительными эпитетами!
Генриетта, распаляясь все больше, никак не могла остановиться и продолжала оскорблять короля, не обращая внимания на встревоженные взгляды матери. Наконец та попыталась ее утихомирить:
— Остановитесь, Генриетта, я вас умоляю! Я понимаю, что вы обмануты в своих надеждах и даже оскорблены, но вы прекрасно знаете, что гнев — дурной советчик и никогда не доводит до добра.
Преисполненный благими намерениями, Жуанвиль хотел помочь мадам д'Антраг все уладить, но по своему обыкновению только подлил масла в огонь.
— Ваша мать совершенно права, моя дорогая, — подал он голос. — Вы только растравляете себе душу. И если король отказался вас принять...
Он был уничтожен двумя молниями, сразу же вылетевшими из глаз мадам де Верней.
— Вы поступите разумно, Жуанвиль, если не будете сообщать об этом всем и каждому, в противном случае мы никогда больше с вами не увидимся. Кстати, имейте в виду, что я выхожу замуж за вашего старшего брата, и тогда посмотрим, посмеет ли старый вонючий козел закрыть двери перед герцогиней де Гиз!
И Генриетта чуть ли не выбежала из гостиной, так что лакей едва успел распахнуть перед ней дверь, о которую она могла бы очень сильно удариться.
— Боже милосердный! — простонал виноватый. — Боюсь, что не миновать катастрофы. Брат признался мне вчера, что хотел бы жениться на мадемуазель де...
— Замолчите, несчастный! — в ужасе вскричала мадам д'Антраг. — Вы хотите, чтобы она разнесла наш замок по камню собственными руками? Когда она в таком состоянии, она не способна внимать голосу рассудка. И я думаю, что в ваших интересах немедленно вернуться в Париж.
— Неужели вы так полагаете? Но я всегда желал ей только счастья и благополучия, и мне показалось, что она должна знать...
— Она и без вас все знает, но вы можете повторить ей все еще раз, но позже. До скорого свидания. Не вздумайте рассказать королю, что тут у нас творится.
Жуанвиль с изумлением распахнул невинные голубые глаза.
— А почему нет? Я уверен, что в глубине души он продолжает любить Генриетту, которую невозможно не любить, и будет очень огорчен, я тоже в этом уверен, узнав, как она переживает. Он ведь такой добрый.
Тут пришел черед старой дамы. Она разгневалась не на шутку.
— Такой добрый, что мой сын, герцог Ангулемский, гниет в Бастилии и не выйдет из нее до тех пор, пока жив ваш «добрый» король! Поговорите о его доброте с Бассомпьером, у которого он отобрал возлюбленную. И с беднягой Конде, принцем крови, пусть и обнищавшим, сделав его посмешищем двора! Он вот-вот наставит ему рога такой величины, какой я еще не видала!
Лоренца не стала слушать дальше. Она поняла, что о ней позабыли, что подобные речи не предназначены для ее ушей и что ей лучше как можно скорее покинуть гостиную. Она потихоньку проскользнула за ширму, осторожно открыла дверь в соседнюю комнату и спустилась по лестнице на первый этаж. Через анфиладу она вышла в парк, который окружал замок Верней. Сама не зная, почему, она настоятельно нуждалась в глотке свежего воздуха, и воздух, который она вдохнула, был восхитителен.
Завернувшись в плащ, который она прихватила по дороге из шкафа в прихожей, Лоренца сделала несколько шагов по дорожке между партерами, что большими зелеными ступенями спускались к реке. Она собиралась немного посидеть на любимой скамейке возле пышной ольхи, но увидела, что там работает целая армия садовников, они наводили порядок в парке после бури, на днях на него обрушившейся. Тогда Лоренца решила прогуляться по берегу Уазы в сторону Парижа. Очень скоро она оказалась в небольшом лесочке, уселась на пень и стала наблюдать за течением реки. Здесь она слышала только щебет птиц и журчанье воды, огибавшей упавшее в реку дерево, и эти мирные звуки ее успокаивали. Если говорить честно, она растерялась, открыв для себя новое лицо мадам д'Антраг, которая казалась ей воплощением доброты. Внезапный приступ гнева, столь похожий на приступы гнева Генриетты, погрузил Лоренцу в растерянность. Она понимала, что он свидетельствовал о накопленной горечи, если не сказать, ненависти к королю, который на протяжении стольких лет отводил первое место в своем сердце ее старшей дочери. Да, он обрек на вечное заточение в замке Мальзерб ее супруга, а ее старшего сына собирался держать в Бастилии до скончания дней, однако должна же она была понимать, что после двух заговоров, посягающих на жизнь государя, заточение — не самое жестокое наказание... Но если незаконнорожденный сын короля Карла в глазах всех был необузданным и опасным диким зверем, для Мари он был сыном... И только сыном!
130 
