— Не слишком ли много отсрочек, Прунк? Банк не может ждать больше. Деньги должны быть в нашем распоряжении завтра утром, в противном случае мы предпримем соответствующие меры.
На этом разговор закончился.
Пастор так и остался стоять у телефона, тяжело дыша, не в силах собраться с мыслями.
Минут через пять он, наконец, принял решение. Взяв список прихожан, он начал обзванивать всех по очереди.
— Да, это пастор Прунк. Господь в своей милости ниспослал мне новое откровение. Мы должны сегодня же ночью собраться в нашем убежище, поскольку на земле ожидается наступление Судного дня. Да, уже появились первые устрашающие признаки этого, и нам следует защитить себя, потому что мы представляем собой группу избранников Господа, которым предстоит заново построить на земле Град Господень, призванный существовать десять тысяч лет.
Ему казалось, что «десять тысяч лет» звучит очень убедительно, гораздо лучше, чем просто «Град Господень», хотя это было очень похоже на заимствование у другой секты.
— Поэтому мы соберем все имеющиеся в нашем распоряжении средства и принесем их в Храм. В полнейшей тайне, разумеется, любое подозрение с чьей-либо стороны помешает нашему спасению.
И вот, поздно вечером, перепуганные и взволнованные члены секты стали стекаться к пещере, прихватив с собой постельное белье и предметы первой необходимости.
Стоя у ворот, пастор Прунк пересчитывал своих прихожан, подбадривал их, отечески похлопывал по плечу, бормотал благословение и решал, что ему взять у кого.
— Нет, дорогая Карен Маргрет, собаки не попадают на небо!
Камма резко остановилась.
— Но я не могу обречь Бранцефлора на жестокую смерть в этом мире, — сказала она. — Пусть тогда Лавиния останется за порогом Храма, чтобы присматривать за нашим любимцем.
Прунк мысленно увидел, как огромное наследство Винни уносится прочь на крыльях ветра, и сказал не без отвращения:
— Ладно, пусть присмотрит за животным, лишь бы в нашем Храме не был нарушен мир!
— Но пес будет вести себя тихо, Вы даже не заметите его присутствия. И, кстати, мы же не собираемся на небо прямо сейчас! Разве мы собрались в нашем убежище не для того, чтобы избежать смерти?
— Ладно, ладно, — нервозно хохотнул Прунк, отворачиваясь от словоохотливой дамы и обращаясь к следующей семье: — Где же ваш Карл Йохан?
— Он скоро придет, — ответил отец семейства. — Когда мы уходили, его не было дома, и мы оставили ему записку.
Пастор недовольно посмотрел на них.
— Через четверть часа ворота будут закрыты, — сказал он.
Из темноты показалась еще одна женщина, нагруженная всяким добром. Прунк хотел было сказать ей, что на тот свет все это не утащишь, но мудро промолчал. Ему не хотелось пугать их сообщением о том, что скоро их ожидает конец. Тем более, что на самом деле этого не предвиделось.
Беспокойно оглядевшись по сторонам, он спросил:
— А где же маленькая Бьёрг?
— Она придет, будьте уверены, — ответила ее мать. Она пошла запереть рыбачий домик, чтобы никто не залез туда, пока мы будем здесь.
Он с облегчением вздохнул, но строго заметил:
— Ах, дорогие мои друзья, вы просто забываете о том, для чего мы пришли сюда! От человечества ничего не останется, когда на него падет карающая рука Господня!
Мимо него прошмыгнула какая-то старуха, и пастор изобразил на лице самую свою обольстительную улыбку. Улыбка эта погасла, как только женщина прошла мимо.
Наконец явилась Бьёрг. При виде нее Прунк почувствовал прилив всех своих жизненных соков, и его рука автоматически потянулась к ней и погладила ее по мягким волосам. Вслед за ней явился молодой прощелыга Карл Йохан.
Вскоре ржавые ворота были закрыты и тщательно заперты. Теперь мир мог погибать за пределами пещеры.
Наконец этот день подошел к концу.
Это был самый что ни на есть обычный, ничем не примечательный день, за которым последовал день страха. Уже на следующее утро Смерть в открытую шествовала по улицам города. И даже в хриплых, дисгармоничных гудках фабрик слышалось что-то устрашающее.
Для многих людей этот день означал начало кошмара. В особенности для двух названных групп и девяти отдельных людей. Для Карен Маргрет Дален и ее племянницы Винни Дален. Для Вилли Маттеуса, для Херберта, Гун и Венше Соммеров. Для Ингрид Карлсен и для шофера грузовика Калле. И для маленькой, нерасторопной Агнес.