Доффен был единственным утешением в ее беспросветном существовании.
Дрова кончились, и ей приходилось укрываться ночью всеми имевшимися в доме одеялами. Она спала, как принцесса на горошине, подложив под себя столько же перин, сколько и сверху. А днем она сидела на стуле, закутавшись в одеяла, напоминая большой куль. Видны были только ее растрепанные волосы да покрасневший от холода нос, да еще посиневшие от мороза руки, обнимающие Доффена. У нее болела спина, ее лихорадило, наверняка начинается грипп.
Еда тоже кончилась. Осталось только несколько ванильных кексов, которые Агнес никогда не любила, и вода. Слава Богу, что вода была, по крайней мере, от жажды они с Доффеном не страдали.
Теперь у нее было достаточно времени, чтобы подумать о своей жизни. О своей неудавшейся жизни, могла бы она сказать. Чего она добилась? Девочкой, она уже потерпела в жизни фиаско. Ее родители постоянно твердили, что хорошие девочки так себя не ведут! Держитесь с сестренкой подальше от мальчишек! И когда она спрашивала, откуда берутся дети, ее немедленно ставили в угол. Говорить о таких вещах было неприлично!
Олава была не чужда эротики и ухитрилась попробовать все за спиной у родителей. У нее был даже жених, приказчик из магазина, но родители отказали ему из-за низкого заработка. Такие, как он, не подходили их дочерям! Олава все равно продолжала встречаться с ним и забеременела. Ничего не зная об этом, Агнес сначала не поняла, что означают окровавленные спицы…
Олава долго и тяжело болела после этого, зато родители ни о чем не узнали. Сославшись на ангину и закутав шею шерстяным шарфом, Олава лежала в постели с высокой температурой, а в мусорном ящике лежал маленький, окровавленный сверток из старых газет. Агнес тайком подсмотрела, что положила туда Олава. Оказалось — маленький сгусток крови, и в течение нескольких лет потом Агнес размышляла, что бы это могло быть. В конце концов она это поняла.
По вечерам Олава делилась с ней своими переживаниями. Но Агнес не желала ее слушать, закрывая уши ладонями.
Эротические мысли никогда не посещали Агнес. Родители убили в ней подобные устремления своим бесконечным одергиванием, напоминаниями о грехе, блуде и небесной каре. Ее родители не были слишком религиозными, хотя и посещали церковь, но в моральном отношении они были чересчур богобоязненными.
Они вытравили у чувствительной Агнес все мысли о мужчинах. В глубине души ей очень хотелось быть рядом с человеком, для которого она бы что-то значила, хотелось иметь ребенка. Но при одной только мысли о постели она отказывалась от своих устремлений.
Кстати, никто за ней и не ухаживал. Агнес никого не интересовала. Она была со всеми милой и приветливой, всегда готова была прийти на помощь, но ее забитость отпугивала людей. Кто обратит внимание на человека, старающегося держаться от всех подальше?
И вот однажды они встретились, Агнес Йохансен и Лавиния Дален. И не поняли, что они очень похожи друг на друга, и что Винни ждет такая же как у Агнес судьба. В эти викторианские десятилетия в Норвегии было великое множество подобных одиноких женщин. Множество жизней оказалось загублено, потому что личная свобода считалась чем-то ужасным. Во всех сферах общественной жизни женщины должны были отступать, как правило, кто-то помыкал ими. В случае с Винни это была Камма, а с Агнес — еще хуже. Сначала родители подавили в ней волю к жизни, потом Олава нашла в ней ту покорную душу, которой могла помыкать, как хотела. Свари кофе, Агнес! Сходи за почтой, Агнес! Прогуляй Доффена, Агнес!
Это был последний приказ, который Олава дала своей сестре.
Вернувшись в полицейский участок для того, чтобы начать операцию «Святой Храм пастора Прунка», Рикард нашел на своем письменном столе записку.
«В погребе была найдена замерзшая насмерть женщина. Не ее ли вы искали?»
Храм Прунка мог подождать. Рикард немедленно вызвал того, кто принял эту записку.
Это был пожилой полицейский. Его никогда не повышали в чине, но, тем не менее, он был доволен своим местом.
— Мы только что получили известие об этом, — сокрушенно произнес он. — Ее обнаружили соседи. Кстати, они все еще здесь. Хочешь поговорить с ними?
Конечно, Рикард хотел!
Ожидавшая в другой комнате супружеская пара не понравилась ему. Женщина с кислым, унылым видом облокотилась на плюшевые подушки, муж же ее принадлежал, по определению Рикарда, к типу «старых свиней».