— Потому что Натаниэль сказал об этом?
— Да. И потому что наш род имеет удивительную историю.
— Ты уже говорил об этом. И я охотно послушаю, что она скажет.
— Сделай одолжение. Вряд ли ты после этого с такой охотой согласишься остаться со мной.
— Ты плохо меня знаешь, — улыбнулась Винни.
Несмотря на то, что ее здесь многое шокировало, она чувствовала себя удивительно свободно среди этих людей. Никогда раньше она ни с кем не разговаривала так непринужденно и откровенно.
Но многое объяснялось еще и тем, что теперь ей уже не нужно было опасаться уничтожающе-строгого взгляда тети Каммы.
Бедная тетя Камма! Лучшее, что она могла сделать в этой жизни, так это умереть!
Винни снова почувствовала угрызения совести. Она пыталась думать с теплотой о тете Камме, но у нее ничего не получалось.
Сандер Бринк умер в эту ночь. Попрощавшись со всеми по очереди, он пожелал, чтобы с ним остались только Бенедикте и Натаниэль.
Дольше всего он беседовал со своим сыном Андре и невесткой Мали.
Разумеется, при кончине присутствовал Кристоффер — но главным образом как врач. Кристоффер рассказывал потом, что до самого последнего вздоха Сандер держал Натаниэля за руку. И мальчик сидел тихо, спокойно, не испытывая никакого страха.
И когда Сандер умер, Натаниэль радостно вздохнул и сказал, что у дяди Сандера все теперь хорошо, что он попал к своим, к тем, кого знал.
Бенедикте изумленно спросила у него, кого он имеет в виду.
Он имел в виду его родителей, мать и отца. Но не его старшего брата, которого Сандер не любил. Нет, не только Людей Льда встречают после смерти родители, пояснил мальчик. Это относится ко всем людям, но несколько в ином плане. Если предки Людей Льда принимают участие и в земных делах, то предки остальных людей обитают в иных сферах и встречают там только тех, кого хотят встретить.
Кристоффер спросил, не лучше было бы, если бы люди после смерти встречали еще и тех, с кем не ладили в земной жизни, чтобы помириться с ними, на что Натаниэль с отсутствующей улыбкой ответил: «Ты имеешь в виду небесный рай, но дело обстоит не совсем так».
Как же именно обстоит дело, он сказать не пожелал. Да и можно ли было требовать так много от четырехлетнего ребенка?
Слова Кристоффера заставили задуматься Рикарда. Антипатия к другому человеку может быть серьезной и необъяснимой. И от этой антипатии не так-то легко отделаться, и тут вряд ли поможет переход в иную сферу. Рикард знал пару таких людей, которых он не выносил и которые не выносили его, хотя ни разу не сказали друг другу дурного слова. И у него не было ни малейшего желания встречаться с ними после смерти.
Значит, Натаниэль был все же прав. Как всегда.
Во время грустного завтрака Хеннинг сказал:
— Дорогая Криста, ты чем-то хочешь поделиться с нами, не так ли?
Она чуть не подскочила на месте.
— Неужели это так заметно? — изумленно спросила она.
Все тут же закивали.
— Мне не хотелось говорить об этом вчера вечером, — со вздохом произнесла она, — когда мы все так были озабочены состоянием Сандера. Но…
Оглядевшись по сторонам, она убедилась в том, что Натаниэля нет поблизости. Он играл в это время во дворе с Бранцефлором.
— Это… произошло вчера, когда мы собирались уже выйти из дома. Я искала в ящике шапку мальчика и обнаружила, что…
Все напряженно смотрели на нее.
— … что мандрагоры там нет.
— Что? — воскликнул Хеннинг, вскакивая с места. Бенедикте в страхе уставилась на Кристу.
— Лучший друг Людей Льда… — произнес Андре. — Но ты, конечно, нашла ее?
— Нет. Мы с Абелем обыскали все. Поэтому мы и приехали так поздно.
— А мальчик? Что говорит он?
— Мне не хотелось спрашивать его об этом. Ведь он был так привязан к ней.
— А не мог он ее просто стащить? — спросил Ветле.
— Это просто немыслимо! Но мы вспомнили, что он говорит о ней уже несколько недель. С тех самых пор, как…
— Все ясно, — спокойно произнес Хеннинг.
— Да, мы тоже так решили. Приход черных ангелов… Теперь-то мы знаем, что они делали в его комнате.
— Они забрали мандрагору? — скептически произнес Рикард. — Но зачем?
— Не знаю. Я ничего не могу понять, — ответила Криста. — Ясно только одно: они вытравили из памяти Натаниэля все воспоминания о ней. Ведь когда мы уходили из дома, он ни словом не обмолвился о ней, хотя раньше всегда брал ее с собой.