Особенно,... 
338 
Я не знал, как быть. Что-либо взвешивать, что-либо доказывать самому себе становилось все сложнее. Вот так — день заканчивается, ложишься в постель, гасишь свет, собираешься уснуть. А тут к тебе в комнату вваливается незнакомка и говорит “Давай!” Весь мир сошел с ума.
— Может, еще джина выпьем? — предложила она. Я кивнул, она скользнула на кухню и через минуту принесла оттуда еще два джин-тоника. Включила радио. Держась при этом естественно, словно у себя дома. Зазвучал хард-рок.
— Сайко! [117]— произнесла она по-японски. Затем села рядом, прислонилась ко мне и отхлебнула джин-тоника. — Я свое дело знаю. И знаю про все это больше тебя. Нету здесь никакого сюжета. Ты, главное, положись на меня, а я сама все сделаю. И тот японский джентльмен здесь уже совсем-совсем ни при чем. Такими вещами он распоряжаться не может. Тут уже решаем только мы вдвоем, ты и я…
И она нежно провела пальчиками по моей груди. Я понял, что запутываюсь окончательно. Мне даже стало казаться, что если уж Хираку Макимуре будет приятно, что я трахнулся с проституткой на его деньги, — то почему бы, собственно, и нет. Вместо того, чтоб терзаться вопросами без ответов, куда проще покончить со всем одним махом. Ведь это просто секс и ничего более. Эрекция — акт — эякуляция. И на этом — всё…
— Ладно, давай, — сказал я.
— Вот и умница, — кивнула Джун. И, допив свой джин-тоник, поставила стакан на край стола.
— Только учти, я сегодня зверски устал, — предупредил я. — Ничего сверх программы обещать не могу.
— Я же сказала, положись на меня. Я сама всё сделаю, от начала и до конца. А тебе лучше лежать и не двигаться. Только сначала я попрошу у тебя две вещи.
— Что же?
— Выключить свет и развязать эту ленточку.
Я погасил свет, развязал ее ленточку. И поплелся в спальню. В наступившем мраке в окне стало видно антенну радиовышки. На самом ее верху мерцали красные огоньки. Я лег в постель, повернулся на бок и начал разглядывать эти огоньки, не думая ни о чем. По радио все играл хард-рок. “Это нереально”, — пронеслось у меня в голове. Однако все было реальнее некуда. Все было очень реальным — хотя и странных оттенков. Джун ловко скинула платье, раздела меня. Пусть и не так сногсшибательно, как Мэй, но она выполняла свою работу с большим искусством — и этим искусством по-своему гордилась. Пальцами, языком и черт ее знает чем еще она здорово возбудила меня — и под тяжкие ритмы “Форинера” довела до оргазма. Впереди была целая ночь. Над морем сияла луна.
— Ну, как? Хорошо?
— Хорошо, — сказал я. Мне и вправду было хорошо.
И мы выпили еще по джин-тонику.
— Послушай, Джун… — сказал я, кое-что вспомнив. — А в прошлом месяце ты, случайно, не называлась Мэй?
Она весело хохотнула.
— А ты веселый! Люблю, когда шутят. Значит, по-твоему, в следующем месяце я буду Джули, а в августе — Оги? [118]
Я хотел сказать ей, что не шучу. Что в прошлом месяце я действительно спал с девчонкой по имени Мэй. Но рассказывать ей о том смысла не было. И я промолчал. Пока я молчал, она снова возбудила меня своими приемчиками. Второй раз подряд. Я ничего не делал — просто лежал как бревно. Она выполнила все сама — как на бензоколонке с продвинутым автосервисом. Только остановись да отдай ключи — удовлетворят на полную катушку: и бензин зальют, и машину помоют, и давление в колесах проверят, и масло заменят, и окна протрут, и пепельницы вычистят. И все это — секс?
Как бы то ни было, закончили мы около двух часов ночи и задремали. Когда я проснулся, на часах было около шести. Радио все играло, не выключенное с вечера. За окном светало, и сёрферы, ранние пташки, уже выстраивали свои грузовички вдоль пляжа. Рядом со мной, свернувшись калачиком, мирно сопела голая Джун. На полу валялись розовое платье, розовые босоножки и розовая ленточка. Я выключил радио и потормошил ее за плечо.
— Эй… Просыпайся, — сказал я. — У меня скоро гости. Совсем молоденькая девочка, ребенок, придет сюда завтракать. Ты уж извини, но мне неохота, чтобы вы встречались.
— Окей, окей… — ответила она и села в постели. Затем поднялась, подобрала с пола сумочку, как была, нагишом, прошла в ванную, почистила зубы, расчесала волосы. И только потом оделась и обулась.
— Хорошо было со мной? — спросила она, подкрашивая губы помадой.
338 
