Особенно,... 
78 
— Я его считала смелым.
— Он не трус. Но представьте себе, что все может повернуться иначе. Мой друг очень богат; все здесь так считают, и это правда. Наверняка богаче, чем старик Уазкур. Нервилю может прийти в голову мысль о выгодном обмене. Так скажите, как, по-вашему, должен вести себя Гийом, если граф предложит ему руку дочери?
— Без колебаний жениться на ней! — ответила Роза уверенно. — Поскольку я не в счет, он едва ли найдет лучшую партию!
— Об этом не может быть и речи! — воскликнул Тремэн, вне себя. — Мадемуазель, имею честь кланяться!
— Останьтесь, прошу вас! В таком случае… я признаюсь, что придумала всю эту комедию. Даю вам честное слово!
Гийом открыл было рот, чтобы ответить, но Феликс его опередил:
— Это гарантия. Однако прежде, чем он согласится, а я уверен, что он согласится, я бы посоветовал ему немного поторговаться.
— О чем?
— Весьма желательно, и по одной весьма важной причине, как можно скорее получить аудиенцию у его высокопреосвященства епископа Кутаисского!
Девушка испытующе посмотрела на мужчин, желая узнать, уж не смеются ли они над ней, но серьезное выражение лица одного и мрачный вид другого развеяли ее сомнения. В тишине послышалось пение птиц, затем в замке пробил колокол. Наконец она серьезно заявила:
— Еще до вашего отъезда я вам вручу рекомендательное письмо от тетушки, которое обеспечит вам наилучший прием. Ее щедрость столь безумна, что его высокопреосвященство ни в чем ей не откажет. Если, разумеется, речь идет о серьезном деле, но уж в этом вы будете сами его убеждать.
— В таком случае я сделаю то, о чем вы меня просите, — заверил Гийом. — По-моему, пора возвращаться.
В назначенный час Тремэн шагал по роще, борясь с непреодолимым желанием достать свою длинную глиняную трубку и сделать несколько сладких затяжек. Но разве мог он навязывать нежной девушке запах, в котором было что-то от морского разбойника? Это вынужденное лишение ухудшало и без того плохое настроение. Он смеялся над собой и лелеял надежду, что Агнес не придет и что задуманный мадемуазель де Монтандр безумный план рухнет сам собой.
В десятый раз он посмотрел на часы, решив, что снимется с места, лишь только наступит половина четвертого, как увидел, что она приближается. Его досада чудесным образом улетучилась.
Ее легкая, медленная и, пожалуй, чуточку нерешительная походка не сообщала ни малейшего движения ее плечам. Она держала голову с достоинством и изяществом, присущими лишь высочайшим особам. Ее осанка ничем не напоминала напряженные позы, которые она обычно занимала в присутствии отца.
Он обратил внимание на тонкость ее рук, поддерживавших длинное платье, и на черные волосы с мягким отливом, собранные на затылке в плотный пучок из кос. Оглядев ее, он подумал, что хотя Агнес де Нервиль и не была поистине очаровательной, ей удавалось в то же время быть очень красивой. Гийом попытался представить, как засветилось бы ее лицо в лучах счастья: ни разу еще он не видел на нем улыбки.
Когда она приблизилась, он отвел в сторону ветки, освобождая ей путь, и поклонился.
— Мадемуазель, — проговорил он мягко, чувствуя, что ее легко встревожить, — позвольте мне поблагодарить вас за то, что вы любезно согласились уделить мне несколько минут для беседы. Вы, должно быть, были весьма удивлены?
— Да… признаться, да! Разве у вас есть что мне сказать? Ведь мы едва знакомы?
Ее голос очаровал молодого человека. Он ожидал услышать робкий, чуть ломкий и немного тусклый тембр, соответствующий тому образу, который у него сложился, но до него долетел теплый, низковатый голос, привлекавший своей добротой.
— Мы могли быть знакомы раньше. Например, в Валони, где мы вместе ужинали, хотя и далеко друг от друга…
— Я думала, что вы и вовсе не заметили моего присутствия… — тихо проговорила она. — Разве вы не были так окружены? — прибавила она с едва уловимым оттенком горечи, который не ускользнул от Тремэна.
— Когда поддерживаешь разговор, можно еще и смотреть по сторонам… А теперь позвольте задать вам один вопрос?
— Задавайте…
— Вы поете?..
Он внезапно увидел изумленные глаза восхитительного серого цвета. — Неужели меня следовало сюда звать лишь затем, чтобы спросить об этом? — сказала она с едва заметной улыбкой. — Но раз уж я тут, отвечу. Нет, я не пою…
— Почему? У вас… музыкальный голос.
— Потому что отец бы этого не потерпел… Я не должна ни смеяться, ни петь. Мне едва позволено говорить.
78 
