Особенно,... 
96 
Кардинал следил за ходом его мыслей по выражению лица.
– Если король позволит, – осторожно произнес он наконец, – я могу дать ему совет.
– Какой?
– Лично поговорить с принцессой. Ни для кого не секрет, какое великое уважение и любовь она питает к вашему величеству. Поэтому только вы можете воздействовать на нее.
Филипп II решил последовать этому совету. В тот же день он вызвал к себе принцессу Эболи и долго беседовал с ней в суровом рабочем кабинете, выложенном черной и белой плиткой, где не было другой мебели, кроме заваленного бумагами стола и двух жестких кресел. Дополняли обстановку громадный глобус на бронзовой подставке и большое распятие на стене с истощенным умирающим Христом.
Бесплодный спор утомил короля, который начинал злиться.
– А я вам говорю, что видел его собственными глазами! Он вышел из вашего дома перед рассветом. Неужели вы осмелитесь отрицать это, донья Ана?
– Я ничего не собираюсь отрицать, – ответила она, пожав плечами. – Мы с доном Антонио добрые друзья. Он занимается моими делами, а кроме того, мне нравится беседовать с ним. За приятным разговором время бежит быстро…
– Вы хотите сказать, со мной оно тянется медленно, не так ли, сеньора? И поэтому вы не удостаиваете меня своими посещениями?
– Вашему величеству следовало бы помнить, что мне в моем положении вдовы подобает навещать только королеву. Вдобавок… для нашего общего спокойствия было бы лучше, чтобы я не слишком досаждала вашему величеству.
– Однако столь деликатное положение вдовы не мешает вам компрометировать себя с Антонио Пересом! Я вынужден признать, что Эсковедо был прав.
В гневе король допустил серьезный промах, ибо сам назвал имя человека, раскрывшего ему глаза.
– Эсковедо? – воскликнула донья Ана. – Право, сир, вашему величеству не повезло с доносчиком! Как можно доверять подобному человеку? Он всегда ненавидел меня и пытался оговорить даже перед мужем! Судя по всему, сир, вы совсем забыли, откуда он приехал и кто его послал. Я полагала, что вас не вполне удовлетворяет политика, которую ведет дон Хуан Австрийский в Нидерландах. Там зреет мятеж, а ваш дражайший Эсковедо является правой рукой принца и его доверенным лицом. Невольно возникает мысль, с какой целью приехал он в Мадрид?
Упоминание дона Хуана Австрийского было ловким ходом. Филипп ненавидел своего незаконнорожденного младшего брата, которого признал лишь по прямому распоряжению их общего отца – императора Карла V. Лицо его омрачилось, и он принялся расхаживать по кабинету. Затем резко остановился и взял принцессу за руку.
– Возможно, вы правы, Ана, – мягко сказал он, – а я безумец. Но признайтесь, что вы были ко мне совершенно немилосердны с момента вашего приезда! Вы словно избегаете меня. Разве вы не знаете, что ваша дружба составляет одну из немногих радостей, которые я себе позволяю?
– Почему же в таком случае вы не заходите ко мне во дворец Сильва, сир? Мои двери никогда не будут закрыты для вас, напротив…
– Но будут ли они закрыты для Переса, когда я приду к вам? Или же мне придется ждать своей очереди?
Улыбка погасла на лице принцессы. По отношению к такой женщине фраза была явно неудачной.
– Сир, друзья, которых я принимаю, приходят, чтобы доставить мне удовольствие или развлечь меня. Но не для того, чтобы вести счет своим визитам или выгадывать очередь! И не для того, чтобы задавать вопросы.
Крайне уязвленный Филипп II стиснул зубы и столь же холодно склонил голову в знак прощания.
– Прекрасно, мадам… В один из ближайших вечеров мы убедимся в этом!
Итак, примирение не состоялось, однако король, страдая от ревности, все-таки не счел возможным впутывать в свои сердечные дела Святую Инквизицию. Между тем, получив отповедь от короля, Хуан Эсковедо отнюдь не сложил оружия. Злоба его к принцессе только возросла, и с помощью одного из своих друзей, королевского секретаря Матео Васкеса, который терзался страшной завистью к Пересу, он развязал против обоих любовников целую кампанию. В ход пошли клеветнические пересуды и хитроумные измышления, в которых были очень умело перемешаны правда и ложь. Вскоре злые языки заработали вовсю – особенно усердствовали те люди, которым не давали покоя знатность и богатство Аны и высокое положение Переса при особе короля. Пользуясь тем, что влюбленные почти не таились, недоброжелатели стали утверждать, будто принцесса проматывает наследство своих детей ради обогащения Переса.
96 
