44 
Уроды поглядывали на Рауля словно бы с опаской. Глаза их бегали, привычно искали, но не находили за его спиной Роджера. Рауль вдруг почувствовал жжение в том месте, где скальпель врача отделил его от брата и где навсегда остался памятный шов после операции.
Ему вспомнился Роджер. Он изводил этих уродов, придумывая им оскорбительные клички.
— Привет, Тупица! — обращался он к Толстушке.
— Алло, Пучеглазый! — так он называл Циклопа.
— Это ты, «Британская энциклопедия»? — говорил он, встретив Татуированного.
— А вот и Венера Милосская! — приветствовал он безрукую блондинку.
Казалось, из могилы, из-под шести футов земли донесся раздраженный голос Роджера:
— Обрубок!
Так он обращался к безногому несчастному человеку, который постоянно сидел на подушке из вельвета малинового цвета.
— Привет, Обрубок!
Рауль в страхе зажал свой рот рукой. Неужели он сказал это вслух? Или циничный голос Роджера продолжал звучать в его мозгу?
На теле Татуированного было изображено множество человеческих голов. Они походили на толпу, устремившуюся куда-то вперед.
— Рауль! — радостно воскликнул Татуированный.
Он гордо напряг мускулы, отчего головы на его груди задвигались, словно изображая какую-то сцену из представления. Обычно он сидел очень прямо, подняв голову, поскольку Эйфелева башня, запечатленная на его спине, не должна была выглядеть наклонной. На каждой из его лопаток парили легкие голубые облачка. Он любил сводить лопатки вместе и со смехом выкрикивал:
— Гляди-ка! Эйфелева башня закрыта грозовыми облаками! Ха-ха!
Но хитрые глаза других уродцев пронзали Рауля, будто острые иглы. Вокруг него плелась паутина ненависти.
Рауль покачал головой:
— Не могу никак понять! Прежде у вас был повод нас ненавидеть. Наши выступления были эффектнее ваших. Нас ценили выше и платили нам больше. Но сейчас — почему вы до сих пор ненавидите меня?
У Татуированного на месте пупка был изображен человеческий глаз. Калека засмеялся, а глаз словно бы мигнул.
— Я тебе все объясню, — начал он. — Теперь все они ненавидят тебя еще больше потому, что ты перестал быть уродом. — Он передернул плечами. — Что до меня, то я тебе никогда не завидовал. Я ведь не урод.
Татуированный покосился на окружавшие их рожи:
— Им никогда не нравилось то, какие они есть. Они никогда не обдумывали свои выступления. За них это делали их больные органы. Что до меня, то мне всегда хватало собственных мозгов. И помогали изображенные у меня на груди канонерские лодки, прекрасные женщины на моем животе, отдыхающие на островах, и мои пальцы с вытатуированными на них цветами! Со мной все иначе, в моем случае произошло несчастье. Что же касается их, то они — результат мерзкого эксперимента природы… Я поздравляю тебя, Рауль, по случаю избавления от уродства.
Дюжина уродцев, собравшихся вокруг Рауля, издала дружный, возмущенный вопль. Похоже было, что они впервые осознали: Рауль стал единственным из их числа, кто освободился от бремени уродства и любопытства зрителей.
— Мы объявим забастовку! — заявил задетый за живое Циклоп. — Вы с Роджером всегда были причиной неприятностей. Теперь вот и Лал погиб. Мы начнем бастовать и заставим отца Дэна выкинуть тебя вон!
Рауль, словно со стороны, услышал собственный голос.
— Я вернулся сюда только потому, что Рауля убил один из вас! — крикнул он. — Кроме того, этот цирк был и остается частью моей жизни! К тому же здесь Дейрдре… Никто не запретит мне остаться и найти убийцу моего брата. А когда это произойдет и как я это сделаю — мое личное дело.
— В ту ночь все мы спали, — плаксивым голосом сообщила Толстушка.
— Да, да… Мы спали, спали… — начали вторить наперебой уродцы.
— Теперь уже слишком поздно, — заявил Небоскреб. — Ты ничего не узнаешь.
Безрукая дама взбрыкнула ногами и сказала с кривой усмешкой:
— Я его не убивала. Рук у меня нет, а держать нож я могу только пальцами ног, да к тому же лежа на спине!
— Я почти ничего не вижу! — заявил Циклоп.
— А я слишком полная, и мне трудно двигаться! — простонала Толстушка.
— Хватит вам, перестаньте! — остановил их Рауль, которому стало не по себе.
Охваченный гневом, он выскочил из-под купола и по инерции пробежал несколько футов. И тут внезапно увидел ее… Она стояла в тени и ждала его.
— Дейрдре!
Она была словно видение, спустившееся с небес на землю, невесомое создание, взлетавшее под купол цирка каждый вечер, вращаясь при этом наподобие пропеллера до сотни раз. Число оборотов подсчитывал строгий инспектор манежа, говоривший скрипучим голосом:
44 
