Когда он снова вернулся в Йолинсборг, солнце уже скрылось за горами. Пейзаж снова окрасился холодным, голубоватым цветом. Скалы, окружавшие фьорд, приняли антрацитовую окраску, вода казалась почти черной, а небо было еще светлым, зеленовато-белесым.
Внутренность дома уже не казалась такой уютной.
И ему захотелось вниз, в опрятную кухню Сольвейг. Но там был Терье, а встреча с ним не привлекала.
Сев на скамью, Эскиль принялся строить планы. Он должен забрать отсюда Сольвейг и ее сына. Домой, в Гростенсхольм. Он по-прежнему твердо верил в то, что его отец Хейке может вылечить любую болезнь. Эскиль просто закрывал глаза на то, что это было не так. Конечно, определенные болезни он мог излечить своими целительными руками. Но у него были и неудачи! И немало.
Точно так же, как и у Тенгеля Доброго. Он тоже был целителем. Но разве он смог помочь своей любимой Силье, когда у нее на ноге появилась раковая опухоль?
Нет. Вряд ли стоило надеяться на то, что Хейке смог бы вылечить маленького Йолина.
К тому же у Эскиля были подозрения, что уже слишком поздно. А ведь им предстоял долгий, утомительный путь домой. Мальчик не вынесет этого.
Но обо всем этом Эскиль не хотел думать всерьез. Вместо этого он смотрел легкомысленно на предстоящие трудности и строил планы на будущее. Он поселит Сольвейг и Йолина в маленьком домике в Гростенсхольме, и они будут жить там. Она могла бы, к примеру, работать на кухне в имении…
Нет, нет, опять он занимается благотворительностью! У многих в роду Людей Льда была такая склонность. Спасать несчастных и давать им потом какую-нибудь посильную работу… Нет, фи, как он мог только думать об этом! Хотя в его рассуждениях и была доля истины. Большинство в роду Людей Льда почитали для себя за честь оказывать помощь другим. Но существовала опасность разыгрывать из себя доброго самаритянина, а то и вообще героя! К счастью, у большинства из рода Людей Льда было развито чувство самоиронии, и они способны были высмеивать свое показное рвение.
Сольвейг не годилась для того, чтобы ее кто-то опекал. Это была прекрасная, зрелая женщина, до болезни ребенка наверняка обладавшая незаурядным чувством юмора.
Но могла ли она радоваться чему-то теперь?
Он напряг слух… Нет, ничего.
Самое лучшее было лечь теперь спать. Комната уже погружалась в сумерки, он шел наощупь, с трудом различая очертания предметов. Вот здесь была дверь… Вот он вышел в коридор…
Эскиль проверил, заперта ли наружная дверь. Потом направился в свою маленькую, красивую спальню.
Дверь не запиралась на ключ?
Но зачем ее запирать? Он ведь один в доме!
Едва подумав об этом, он почувствовал, как по спине у него поползли мурашки.
Он долго лежал на спине, подложив руки под голову, уставясь на потолочные балки, едва видимые в темноте. И ему казалось, что кто-то смотрит на него. Ему казалось, что какое-то существо стоит, наклонившись, на втором этаже и смотрит на него через пол — или через потолок, словно потолочные балки были прозрачными.
Он быстро отвернулся к стене.
Но это не помогло. Может быть, это существо спустилось сейчас вниз, стоит позади него на полу и смотрит на него?
Эскиль раздраженно повернулся в обратную сторону и со страхом уставился в темноту. А ведь он был не из пугливых!
Дома в Гростенсхольме… Конечно, он слышал о призраках, в свое время проживавших в доме. Он как-то спросил мать, живут ли они теперь там. «Конечно, нет!» — возмущенно ответила Винга. «Действительно, они жили здесь во времена Ингрид и Ульвхедина. И мы с Хейке призвали их на помощь, чтобы избавиться от господина Снивеля». (Она ни словом не обмолвилась о жуткой кровавой расправе, о которой знали только она и Хейке). «Но с тех самых пор, Эскиль, ноги их здесь не было!»
Винга могла врать с чистой совестью. Говоря все это, она видела их. Видела иронические усмешки толпящихся в дверях призраков.
Но призракам настолько хорошо удавалось избегать Эскиля, что он даже не догадывался об их присутствии.
В Гростенсхольме, кишащем чудовищами и уродами, он чувствовал себя в безопасности. Теперь же он был один в доме.
Именно здесь…
Он почти уже заснул, когда что-то заставило его вскочить с места. Он услышал стук, тяжелый и глухой стук в доме.
Некоторое время он лежал, словно парализованный, прислушиваясь к тишине, и постепенно пришел к заключению, что этот стук мог присниться ему во сне.