Последние отзывы

  53  

— Меня? Это мне достанутся сокровища господина Йолина, это я наследник клада! Неужели вам не ясно, на кого должен пасть выбор? Среди нас есть один, который все равно осужден на смерть!

Зажав рукой рот, Сольвейг застонала. Ропот недоверия прошел среди стоящих на этом ветреном плато.

Для Хейке же все преграды лопнули. Уставившись на Терье, он видел перед собой Сёльве, в голове его гудело, все окружающее исчезло из виду — он видел только ненавистное лицо Сёльве, и все злое наследство Тенгеля Злого взывало в нем к отмщению, готово было взорвать его.

Сёльве! Наконец-то, наконец-то он добрался до него! Наконец-то он сможет дать выход всей своей столь долго сдерживаемой злости! Это ненавистное, ненавистное лицо! И теперь он думал, что это сам Сёльве хочет принести в жертву своего маленького племянника Йолина — из-за своей неслыханной подлости. Думая о несчастной Сольвейг, он хотел отомстить за нее Сёльве и…

Откуда-то издалека до него донесся крик. Голос Винги? Но ведь она никогда не встречала Сёльве, как же она оказалась здесь? Его тянули и толкали со всех сторон, но он рвался в бой, думая только о том, что должен отплатить Сёльве за все причиненные им страдания. За свой страх перед замкнутым пространством. За свою изнурительную борьбу во имя обретения человеческого достоинства, за то, чтобы стать добрым, полезным людям человеком, преисполненным любви и сострадания ко всему живому и мертвому. Простой человек не мог понять, каких усилий это стоило меченому из рода Людей Льда. И все это время он носил в себе нечеловеческую ненависть против того, кого отказывался называть своим отцом: против Сёльве.

Теперь он должен дать выход этой ненависти! И кто-то пытается помешать ему в этом.

— Отец! Отец! Не убивай его, отец!

Медленно-медленно Хейке возвращался к действительности. Он разжал кулаки. Этот голос… Это же говорил его собственный сын! Эскиль! Значит, Сёльве не может быть здесь, это неосуществимо!

Придя в себя, он заметил испуганный, непонимающий взгляд Винги, а также взгляд Эскиля, который был явно шокирован и напуган происходящим.

Остальные же… стояли, как вкопанные, не будучи в силах пошевелиться.

Что же произошло? Терье Йолинсон… Где же он?

Кто-то всхлипывал возле его ног. Окровавленное лицо, разбитый нос и рот, разорванная в клочья одежда, кровь, кровь по всему телу…

Священник, оказавшийся куда более расторопным, чем можно было ожидать, пытался поднять Терье, который кричал и кричал от боли.

— У тебя что-нибудь сломано? — спросил священник.

— Все! — всхлипывал Терье. — Все! Этот человек просто сумасшедший! Я ведь только пошутил!

Он говорил неразборчиво, потому что губы у него распухли.

Взяв себя в руки, Хейке сказал:

— Я не хотел такизбивать его. Вам этого не понять, но Терье Йолинсон — точная копия того человека, который разрушил мою жизнь. Я потерял над собой контроль и решил, что это он передо мной…

Терье поставили на ноги. Посмотрев ему в глаза, Хейке сказал:

— Но я не жалею, что ударил тебе, Терье Йолинсон! Просто мне не следовало так избивать тебя.

Сольвейг была единственной, кто понял реакцию Хейке, по крайней мере, после этого признания.

— Он заслужил все эти удары, — сурово произнесла она. — Всеэти удары! Я никогда не прощу тебя, Терье!

— Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится, — прогнусавил Терье. — Я так долго заботился о тебе и о твоем ублюдке, что заслужил себе место в раю. И ты так благодаришь меня?

Закрыв глаза, Сольвейг сказала:

— Вовсе ты не заботился о нас. Ты присвоил себе наше наследство, и к тому же я все это время безупречно вела твое хозяйство. Но теперь этому пришел конец! Мы не останемся в твоем доме ни дня!

Сжав ее руку, Эскиль кивнул. Он давно уже решил, что должен взять ее с собой в Гростенсхольм, и родители поддержали его в этом.

Им удалось поставить Терье на ноги. Конечно, он раскис, но Хейке ничего не сказал. Руки и ноги у него были целы, он мог идти, хотя и нарочито прихрамывал. А когда его умыли, вид у него стал вполне нормальным. Но он бормотал всю дорогу, что об этом происшествии следует сообщить ленсману.

Никто не верил ему. Он не осмелился бы это сделать, поскольку тогда всплыли бы наружу его слова о жертвоприношении ребенка и все предстало бы перед ленсманом в совершенно ином виде. У Терье пропала охота шутить.

  53