Ааронсон шагнул вперед.
Уайлдер сделал движение, чтобы остановить его. Ааронсон вздохнул.
- Капитан, прошу вас, не надо советов. Не надо предостережений. Не надо высылать дозоры для устранения возможной опасности. Город хочет, чтобы мы вошли. Он приглашает нас. Я надеюсь, вы не думаете, что здесь сохранилось что-то живое? Здесь только машины. Я вижу, вы считаете этот Город бомбой с часовым механизмом. Вы не правы. Он не видел людей уже сколько - двадцать веков? Вы разбираетесь в марсианских иероглифах? Вот краеугольный камень. Город был построен по меньшей мере девятнадцать столетий назад.
- И жители покинули его, - заметил Уайлдер.
- Вы говорите это так, словно они бежали от чумы.
- Нет, не от чумы, - Уайлдер обеспокоенно задвигался, чувствуя колебание пристани под ногами. - Тут что-то другое. Что-то…
- Давайте выясним! Пошли!
По одному и по двое люди с Земли пересекали границу Города.
Уайлдер шел последним.
И Город ощутил новый прилив жизненных сил. Металлические своды его раскрылись как лепестки цветка.
На путешественников уставились глаза широко распахнутых окон.
У их ног зажурчала механическая река дороги, притоки которой блестели по всему Городу.
Ааронсон с удовлетворением посмотрел на реку.
- Что ж, слава Богу, проблема решена. Я собирался устроить вам пикник, а теперь этим займется сам Город. Встретимся здесь через пару часов и обменяемся впечатлениями. Счастливо!
И он вспрыгнул на бегущую серебристую ленту и она быстро понесла его вдаль.
Встревоженный Уайлдер двинулся за ним. А Ааронсон весело закричал:
- Смелее, прекрасная вода! И, удаляясь, махал им рукой.
Один за другим вступали они на движущуюся дорожку. Паркхилл, охотник, поэт с женой, актер и красивая женщина со своей служанкой. Издали они напоминали статуи, уносимые вулканической лавой, и оставалось только гадать, куда их уносит.
Уайлдер тоже вскочил на дорожку. Металлическая река любовно омыла его ноги. Он ехал по улицам, вокруг парков, сквозь фьорды зданий.
На пристани и перед воротами никого не осталось. Не было даже следа пребывания людей. Словно они здесь никогда и не появлялись.
* * *
Актер первым сошел с дорожки. Его внимание привлек один дом. Не раздумывая, он тут же спрыгнул и принюхался.
Улыбка озарила его лицо.
По запаху, исходившему от этого здания, он понял, что это такое.
- Начищенная до блеска латунь. И, Боже, это означает только одно!
Театр.
Обитые латунью двери, поручни из латуни, латунные кольца для занавеса.
Он раскрыл дверь и вошел внутрь. Снова принюхался и громко рассмеялся.
- Да, достаточно одного запаха, запаха металла и миллиона разорванных билетов. И, кроме того… - он прислушался. - Тишина.
Тишина, которая ждет. Другой такой нет. Это бывает только в театре. Даже в воздухе витает ожидание. Тени сидят, откинувшись назад и сдерживая дыхание. Ладно… готовы вы или нет… вот он я…
Фойе, обитое зеленым бархатом и украшенный красным бархатом зал напоминали подводное царство. Лишь тусклый свет проник в зал, когда он распахнул двойные двери. Где-то в глубине была сцена.
Раздался такой звук, словно заворочался огромный зверь. Дыхание актера пробудило его к жизни. Тридцатиметровый занавес заколыхался в темноте, как крылья гигантской птицы.
Бьюмонт нерешительно шагнул вперед.
На потолке начали зажигаться лампы и создавалось впечатление, словно над залом плывут сказочные светящиеся рыбы.
Повсюду заиграл неясный свет. Актер раскрыл рот от изумления.
Зал был полон.
В темном зале неподвижно сидела тысяча людей. Да, они были маленькие, темнокожие, хрупкие, в серебряных масках, но все же - люди!
Он знал, что они сидят здесь десять тысяч лет.
Но они не мертвы.
Они… Он протянул руку. Дотронулся до запястья мужчины, сидящего в проходе между рядами. Раздался звон.
Он дотронулся до плеча женщины. Тот же звук. Как колокольчик.
Да, они ждали несколько тысяч лет. Но в конце концов машины могут себе это позволить.
Он сделал еще шаг и замер.
Потому что тихий вздох пронесся по залу.
Он напоминал первый звук, который издает новорожденный перед тем, как начнет сосать материнскую грудь, лепетать и бурно выражать удивление по поводу своего появления на свет.
Тысяча вздохов постепенно затихла за бархатными портьерами.
Под масками раскрылась тысяча ртов.
Двое пошевелились. Бьюмонт замер.
В бархатных сумерках широко распахнулись две тысячи глаз.