—Ага. У Сэма пять звездочек.
Губы Джоанны слегка дрогнули, когда она взглянула.
—Думаю, после этого мне должно стать полегче. У меня с ним ужин в субботу.
Бетани разинула рот от удивления. Глаза у нее заблестели. Она просто ничего не могла с этим поделать.
—Bay!
—Это секрет.
—Ладно, — ответила Бетани, и Джоанна не сомневалась, что она сдержит свое слово. — Джоанна, я знаю, что ты выросла в мире шоу-бизнеса и, возможно, сам Кэри Грант качал тебя на коленях, — неужели все это не вызывает у тебя трепета?
—Это создает мне проблемы, — резко ответила Джоанна, открывая дверцу своей, машины. — Актеры не в моем вкусе.
—Слишком уж ты обобщаешь.
—Хорошо, голубоглазые долговязые актеры с произношением нараспев — не в моем вкусе.
—Ты больная, Джоанна. Совсем больная. Хочешь, я пойду вместо тебя?
Джоанна хихикнула, усаживаясь в машину.
—Не надо. Я сумею справиться с Сэмом Уивером.
—Повезло тебе. Послушай, я не из любопытства или чего-то еще...
—Но...
—Ты не могла бы запомнить подробности? Может, я захочу написать книгу или что-то в этом роде.
—Поезжай домой, Бет. — Джоанна повернула ключ, и мотор пробудился к жизни. Да, сегодня вечером ей и правда необходимы мощь и скорость.
—Ладно, просто расскажешь мне, всегда ли он так хорошо пахнет. Я же смогу разбогатеть на этом.
Под рев мотора Джоанна выехала с парковки. Сэм Уивер не настолько заинтересовал ее, чтобы она заметила, как он пахнет.
Как мужчина, подсказала ей память. Он пахнет как настоящий мужчина.
Глава 3
Это всего-навсего ужин. Беспокоиться не о чем. Конечно же не о чем, кроме перспективы несколько дней пребывать в раздражении. Они, вне всяких сомнений, пойдут в один из пафосных ресторанов Лос-Анджелеса, где у Сэма будет возможность и на других посмотреть, и себя показать. Где-то между фуа-гра и двойным шоколадным муссом он с удовольствием пообщается с другими гламурными типами — завсегдатаями подобных заведений.
Приют изобилия — так называла их вторая по счету мачеха Джоанны. Не потому, что меню отличалось изысканностью и разнообразием, а из-за материального положения посетителей. Дарлин была одной из самых честных и самых искренних пассий отца.
Если бы Джоанне хотелось приукрасить действительность, она бы считала предстоящий ужин деловым. Она поняла, что именно это ей и хочется сделать. Тогда можно будет потерпеть, а ей уже приходилось это делать во время многих других обедов и ужинов, приняв это как часть игры, в которую учились играть все, кто хотел иметь свое дело. А раз речь идет о деле, она, Джоанна, будет непринужденно-очаровательной и даже великодушной до тех пор, пока все не закончится и она не даст понять, что о продолжении не может быть и речи.
Ей не нравились настойчивые, мужчины.
Ей не нравились известные мужчины.
Ей не нравился Сэм Уивер.
Так и было, пока ей не принесли цветы.
В это субботнее утро Джоанна работала в саду, слабо надеясь, что Сэм Уивер не найдет ее адрес. Он не позвонил ей ни затем, чтобы его узнать, ни затем, чтобы подтвердить, что все остается в силе. Ожидая этого звонка, Джоанна всю неделю нервничала и была не в духе. Это стало еще одним камнем в его огород.
Идя работать в сад, она всегда брала с собой трубку беспроводного телефона. Даже в выходные могли позвонить с работы. Сегодня же она сделала вид, что забыла взять ее с собой, и наслаждалась теплым летним утром, ухаживая за кустиками водосбора. Для Джоанны это была передышка и даже, в какой-то степени, ее слабость. Она выращивала цветы, холила и лелеяла их, а они, расцветая, вознаграждали ее за это. Такая непрерывность приносила утешение. Ведь это, как и многое другое в остальных сферах жизни, Джоанна создавала своими руками. Всеми своими взлетами и падениями она была обязана исключительно себе.
Только цветы ценили ее заботу и всегда окружали ее, а люди в ее жизни редко так поступали.
Джинсы на коленях перепачкались, руки были в земле, когда к ней подошел курьер. Джоанна поднялась на ноги и прикрыла ладонью глаза, защищаясь от солнца.
—Мисс Паттерсон?
—Да.
—Распишитесь здесь, пожалуйста. — Перехватив Джоанну на полпути через газон, курьер вручил ей сначала свой планшет, а затем длинную белую коробку, перевязанную красной атласной лентой, на крышке которой была вытиснена фамилия флориста.