Однако кое-кого вовсе не развеселило ее падение. Разгневанный взгляд кардинала тяжело обрушился на новобрачного. Несмотря на всю свою гордыню, молодой герцог Энгиенский страшно покраснел. Но ни за какие сокровища мира он не признался бы, что готов повиноваться безмолвному приказанию министра. Стараясь выглядеть как можно спокойнее, он отправился приглашать на танец Марту де Вижан.
Они протанцевали всю ночь, и равнодушный супруг, разумеется, воздержался от появления в спальне новобрачной. Та немножко поплакала, но, поскольку была еще совсем ребенком, скоро утешилась, разглядывая изумительный кукольный домик, подаренный ей дядей. А потом – заснула. Зато Ришелье не смог и глаз сомкнуть. Кардинал провел всю ночь в невеселых размышлениях и пришел к заключению, что юный Людовик очень нуждается в строгом руководстве и присмотре. Ну что ж, он, Ришелье, непременно этим займется.
Когда наступило утро, виновник всего случившегося почувствовал, что совесть у него нечиста, и предпочел сказаться больным. Слишком хорошо он знал кардинала, чтобы не понимать: ему отомстят, и отомстят сурово. Стремясь хотя бы отсрочить наказание, молодой Конде улегся в постель и заявил, что подхватил жестокую лихорадку.
В конце концов, он вовсе не желал этой свадьбы. Он согласился жениться лишь для того, чтобы угодить отцу, которому очень хотелось сосватать его именно с этой девушкой. А единственной, кого он любил (по крайней мере, в этот момент своей жизни!), была Марта. Герцог решил, что его брак с малюткой Клеманс должен остаться фиктивным, пока… пока не отправится на тот свет страшный кардинал. А когда он отдаст наконец богу душу, ничего не будет проще, чем аннулировать брак, не приведший к интимным отношениям супругов. Тогда-то он и предложит прелестной Марте руку, сердце и корону будущей принцессы Конде!
Приняв такие замечательные решения, герцог Энгиенский прописал себе устами верных ему лекарей свежий деревенский воздух и отправился в Шантильи, и не подумав взять с собой жену. Он провел в имении два прекрасных месяца в мечтах о своей красавице, стараясь забыть о том, что женат, и женат не на ком-нибудь, а на племяннице кардинала. Надо заметить, что Ришелье не предпринимал ничего, и это вскружило голову Людовику де Конде. Если герцог Энгиенский и думал, что о нем позабыли в кардинальском дворце, то это можно объяснить лишь тем, что он находился в плену опаснейших для себя иллюзий.
Решив, что он достаточно отсутствовал, чтобы о нем подзабыли, герцог с легким сердцем отправился на север, чтобы присоединиться там к своему полку. Он чувствовал себя счастливым, свободным как ветер и полагал, что навязал кардиналу свой способ смотреть на мир. Конечно, всесильный министр понял: с Конде не обращаются, как с каким-нибудь малозначащим дворянчиком!
Но в то самое время, как он поздравлял себя с удачей столь дерзкой выходки, другой человек был от этой выходки просто в ужасе. Этим другим человеком был не кто иной, как собственный отец герцога, принц Конде. Он слишком хорошо знал кардинала, чтобы не догадываться: чем позже разразится буря, тем ужаснее она будет. Ему вовсе не нравилось, что над безумной головой его сына собираются грозовые тучи. Поэтому он сам отправился в армию, как следует выбранил своего отпрыска и, несмотря на сопротивление юноши, отвез его – немного расстроенного, немного пристыженного и весьма недовольного – обратно в Париж.
– Женатые люди должны жить вместе со своими женами, – внушал сыну принц Конде. – Герцогу и герцогине Энгиенским пора занять свое место в обществе. Если только, конечно, вы, сын мой, не предпочтете занять место… в Бастилии! Принцев крови там содержат в надлежащих условиях.
Оказалось, что место в Бастилии отнюдь не привлекает герцога Энгиенского. Пусть и нехотя, но он позволил увезти себя из полка, и благодаря этому в один прекрасный вечер Клеманс снова увидела своего супруга на пороге особняка де ла Рошгийон, отведенного молодой паре после свадьбы. Это было печальное свидание: когда Клеманс вновь увидела мужа после разлуки, на душе у нее стало еще тяжелее.
Ничего удивительного… Все время, пока она ждала возвращения Людовика, она думала о нем с нежностью, которой всегда окрашены мысли совсем юных девушек, чье сердце только-только начинает просыпаться. Очутившись вдали от любимого, она наделяла его всеми достоинствами, всеми добродетелями, какие только могут быть у мужчины, и просто сгорала от нетерпения: когда же наконец наступит благословенная минута и они встретятся снова? И вот она – долгожданная встреча. Герцог снял свою шляпу с перьями, низко поклонился супруге, та ответила ему глубоким реверансом, затем – бок о бок – они вошли в дом, затем снова раскланялись друг с другом и… разошлись в разные стороны, не обменявшись и парой слов. Один, в сопровождении своей свиты, свернул в комнаты первого этажа, другая, в сопровождении своей, поднялась по лестнице, ведущей наверх. Вот и все. Боже, какое разочарование.