2

Но не могла же она торчать в этой пустой комнате до бесконечности. Анна-Мария нерешительно вышла на улицу. На сей раз ее ожидала помощь. Женщина из ближайшего дома кивком показала ей, что надо завернуть за угол.

Там была просто глухая стена, без окон, но Анна-Мария повернула еще раз за угол и оказалась у другой длинной стены. Именно здесь и находился настоящий вход. Она вошла, оказалась в коридоре и там, представьте себе, на одной из дверей увидела табличку «Контора шахты».

Анна-Мария постучалась и вошла.

В комнате был только один человек. Он сидел за роскошным письменным столом, который в таком жалком интерьере был явно не к месту. Сама комната не представляла собой ничего особенного, типичная комната в бараке. Но было очевидно, что этот чем-то озабоченный мужчина попытался сделать ее убранство более привлекательным. И не его вина, что результат заранее был обречен на неудачу.

Определенно, это был Адриан Брандт! Безусловно, он, хотя Анне-Марии вначале непросто было его узнать. Шесть лет возвышенных романтических мечтаний могут абсолютно исказить первоначальный образ. Но сейчас здесь был он — настоящий, всамделишный и на шесть лет старше, чем в прошлый раз.

Разумеется, он все еще был молод. Но она не смогла узнать его сразу.

Пепельно-светлые волосы, печальные глаза, голубые, как летнее небо. Лицо, довольно заурядное, но все равно привлекательное — благодаря глазам и вызывающему симпатию выражению цельности — все было, как раньше, но что-то изменилось.

Когда он ее увидел, озабоченные морщины разгладились, и он стал больше похож на благородного веселого рыцаря из ее ранней юности. Он встал.

Теперь Анна-Мария понимала, с каким напряжением ждала этой встречи. А то, что она ошиблась дверью и невольно услышала, насколько ей были здесь не рады, заставляло ее нервничать еще больше. Но Адриан Брандт выглядел по-настоящему приветливым, и это ее успокаивало. Приветливым — и удивленным?

Он подошел к ней, протягивая руку. Анна-Мария пожала ее. Рука была горячая и твердая. Она присела в реверансе. На большее не отважилась.

— Так вот она какая, племянница Биргитты, — сказал он. — Маленькая Анна-Мария, да ведь мы уже встречались, не так ли? Добро пожаловать! Вы моложе, чем я ожидал, но все будет прекрасно, у вас великолепные оценки на экзаменах и отзывы. Да, а я тот самый Адриан Брандт, которого вы, наверное, помните, и именно я возглавляю это небольшое предприятие — в свободное время.

Так он назвал целую шахту! Хотя было очевидно, что он делает эту работу легко.

Но его смех, с которым он произнес эти слова, немного застенчивый, немного гордый, был совершенно обезоруживающим. А потом он продолжал, почти на одном дыхании:

— Я бываю здесь наездами, чтобы убедиться, что работа идет нормально, и именно сейчас собираюсь назад в город. Я ждал только вас, чтобы сказать: «Добро пожаловать!» Вами займется мой конторщик. Нильссон! — прокричал он в соседнюю комнату.

Анна-Мария занервничала. Неужели сейчас появится тот, кто не хотел никакой «мамзели»? Тот, кого зовут Коль или что-то в этом роде?..

— Господин директор, вызывали? — произнес угодливый голос, и вошел мужчина, похожий на херувима-переростка, в черной одежде конторщика и белых длинных нарукавниках. «Нет, — подумала она. — Это не он».

Он попытался расчесать и прилизать свои ангельские кудри на прямой пробор. Но не слишком преуспел в этом, кудри все равно непокорно топорщились. Вероятно, он пытался подражать модной прическе Адриана Брандта — когда короткие локоны взбивались на висках. Но кудри Нильссона хотели чего-то иного, и результат получился комичный. У обоих мужчин были высокие белые стоячие воротники — в народе их называли «отцеубийцами». Жутко неудобная вещь, по мнению Анны-Марии.

  7