169 
А вот Конрад де Монферра в Тире мечтаниям не предавался, это было не в его привычках. Зато он вовсю наслаждался настоящим, которое, как ему казалось, обещало многое; он только что заставил отступить Саладина и получил превосходное известие: человека, которого он опасался, боясь, как бы тот не встал между ним и властью над королевством франков, уже не было в живых. И действительно, в самом конце года Раймунд III Триполитанский умер от плеврита, усугубленного горем и состоянием подавленности, в котором он пребывал с тех пор, как вырвался из хаттинского ада. Его преемником стал сын бездарного Бодуэна III Антиохийского, которому было не выстоять против Саладина, даже если предположить, что он испытает желание помериться с ним силами.
Стало быть, все шло как нельзя лучше; но вот однажды вечером, когда Монферра играл в шахматы со своим другом Акви, снаружи затрубили трубы, и тотчас ему доложили, что король и королева Иерусалима желают войти в «свой добрый город Тир».
Маркиз приподнял брови над глазами, в которых засветилась злобная насмешка:
— А что, в Иерусалиме еще существуют король и королева? Откуда же они явились, если еще не знают, что они теперь никто?
Однако невозможно было заставлять их ждать у ворот. Если бы там был только Ги, Конрад, скорее всего, не пошевелился бы, поскольку репутация у короля была — хуже не придумаешь; но Ги сопровождала Сибилла, которая прежде доводилась Монферра невесткой, и с эти приходилось считаться. Так что пришлось ему отложить недоигранную партию и отправиться на барбакан. Оттуда, выглянув через бойницу, он различил в легкой вечерней дымке небольшую группу всадников, в центре которой двигалась самая красивая пара, какую ему когда-либо доводилось видеть: светлое видение, сотканное из золота и лазури. Но, если он взглядом знатока оценил красоту Сибиллы и залюбовался ею, такой прелестной в бархатной, подбитой мехом одежде, верхом на белом иноходце, то красота ее мужа оставила его совершенно равнодушным. Прекрасное лицо Ги и его высокий рост, возможно, и делали его внешность поистине королевской, но дальше внешности дело не шло.
— Приветствую вас, благородная дама, и вас, мессир! Могу ли я узнать, чего вы хотите?
— Я — Ги, король Иерусалима, а это — королева, моя супруга. Мы хотим войти в этот принадлежащий нам город. Опустите же мост!
— Этот город — ваш? И как вы собираетесь с ним поступить? Впустите сюда следом за вами Саладина, как было в Аскалоне и других местах? Никогда я на такое не соглашусь! Тир — мой, потому что я взял его и спас от бедствия, подобного тому, какое постигло Иерусалим. Я не впущу вас в город.
К Ги подъехал другой всадник и остановился рядом с ним.
— Я — Амори де Лузиньян, коннетабль королевства. Я требую от вас, маркиз де Монферра, чтобы вы приняли короля и королеву Иерусалима! Это — ваш долг!
— Иерусалимского королевства уже не существует, так что нет больше ни короля, ни коннетабля. Возвращайтесь туда, откуда пришли! И храни вас Бог... если у Него еще не пропало такое желание!
И Конрад, насмешливо поклонившись, скрылся за зубцом стены, предоставив своим взбешенным и растерянным вечерним посетителям снова тронуться в путь и направиться к северу, в сторону Триполи, где они надеялись найти убежище. Их вечный враг, граф Раймунд, покинул этот мир, а с его преемником договориться было куда проще, он всегда готов был принять пополнение, хотя бы даже и слабое, поскольку Саладин начал проявлять себя настоящим захватчиком. Когда появится Фридрих Барбаросса со своим войском, может быть, и неплохо будет, если рядом окажется король, коронованный в храме Гроба Господня. Ги большим умом не отличался, но он никогда не забывал о том, что Монферра был племянником императора.
Стало быть, повседневная жизнь в Тире снова входила в колею, и все с нетерпением ждали Барбароссу. Монферра коротал время, снова и снова укрепляя оборонительные сооружения города, население которого все продолжало увеличиваться благодаря прибытию рыцарей и даже баронов, бежавших из мусульманских тюрем или просто отпущенных султаном, который поступал так в тех случаях, когда личность пленного казалась ему способствующей расколу в стане противника и раздорам между Конрадом и Ги. Вот так и получилось, что однажды по большому подъемному мосту в город въехал бывший сенешаль королевства и последний правитель Акры Жослен де Куртене.
169 
