— Я тебе потом все объясню, сначала ты мне ответь: что случилось с моим отцом, почему ты оказалась здесь, одетая как нищенка?
— О, с твоим отцом ничего не случилось, разве что завел себе совсем молоденькую женушку, и она явилась к нам со своей родственницей, которая состоит при ней с детства. Жена у него — дурочка, радуется, что обзавелась богатым мужем, который дарит ей платья и драгоценности, а вот кузина-то знает, чего хочет. А хочет она прибрать к рукам богатство твоего отца. Я ей мешала, вот они и подстроила все так, чтобы обвинить меня в краже, и... и твой отец выгнал меня из дома, — добавила она, не удержавшись от слез. — С тех пор я побираюсь около монастырей и сплю, где придется. В мои годы это нелегко...
— Но, в конце концов, тебя же все знают в армянском квартале! И никто тебе не помог?
— Нет. Люди обычно охотно верят плохим слухам. Когда меня выгнали из дома, — а это было среди бела дня, — все очень громко кричали, обвиняя меня в воровстве... и это еще не самое худшее! Поскольку в ту памятную ночь никто не видел, как ты ушла, эта женщина наплела, будто я отвела тебя во дворец и продала Его Величеству, чтобы он тобой потешился. Так что, когда я покинула дом твоего отца, в меня кидали камнями, а потом я укрывалась где придется. Не думай, будто я тебя не искала, — искала, но никто не мог мне сказать, где ты и что с тобой стало.
— Как видишь, у меня все хорошо! А насчет того, что я была продана, это правда, только продавцом был мой отец. Госпожа Аньес не стала от меня скрывать, на каких условиях меня с ней отпустили, — презрительно добавила девушка. — Но сейчас ты пойдешь со мной. Королева Мария — само великодушие, а наша маленькая принцесса — настоящий ангел. Мы больше не расстанемся.
И Ариана увела плачущую от счастья Теклу в дом Ибелина, где той и впрямь без труда нашлось место среди многочисленной челяди — с благословения толстухи Евфимии, которая полюбила Ариану, а кроме того, была довольна тем, что у нее появилась такая надежная помощница, чтобы присматривать за непредсказуемой Изабеллой. Да к тому же еще в тот вечер пришла радостная весть: Бог и на этот раз благословил войска молодого короля. В Монжизаре он с небольшим отрядом, насчитывавшим меньше чем тысячу человек, разгромил большую армию Саладина. Побежденный султан обратился в бегство, и вот уже на глазах рождалась легенда, а крылья народной любви подхватывали ее и разносили повсюду. Рассказывали, будто от королевской руки пали многие сотни сарацин, будто сам святой Георгий в сияющих доспехах показался рядом с королем и бился с ним бок о бок. Во всех домах города, избавленного от страха, плакали от счастья.
И потому, когда трубы со стен Иерусалима возвестили о возвращении короля, поднялся неописуемый восторг, неудержимый, еще более неистовый, чем тот, каким встретили короля после его возвращения из Сирии. К небу поднялся оглушительный шум. Каждый старался подойти поближе, коснуться королевской ноги или стремени, или хотя бы погладить Султана. Никого не пугала проказа: меч короля был мечом Всевышнего, а белое покрывало в раме стального шлема добавляло таинственности, столь милой народному воображению. Некоторые даже полагали, будто Бодуэн был живым взят на небо, а под непроницаемой кисеей скрывается, подобно гостии в дарохранительнице, сам святой Георгий. И, когда король вслед за Истинным Крестом, который возвращался в храм, двигался к Гробу Господню, его конь ступал по ковру из пальмовых и лавровых ветвей, которыми устилали его путь. Колокола под содранными до крови руками звонарей звонили ликующе и торжественно...
Ариана, закутанная в длинную накидку с капюшоном, — стоял конец ноября и было очень холодно! — ждала его на месте их первой встречи. Подъемный мост был опущен, решетки подняты, цитадель, распахнутая настежь, выплеснула наружу толпу, укрывавшуюся до тех пор в ее лоне. Стража пыталась сдержать огромную толпу, но остановить людской поток было невозможно, и, когда король показался, все хлынули ему навстречу. Ариану подхватила человеческая волна, ее едва не затоптали, и все же она, сама не понимая как, сумела пробраться в первый ряд. Девушка высунула из-под накидки руку с маленьким букетиком: всего три розы, чуть увядшие, но по-прежнему прекрасные, — все, что она отыскала в саду! — и протянула цветы Бодуэну.
Он вздрогнул, повернул голову, отыскивая знакомое лицо, зажал цветы в железной рукавице, поднес их к своим невидимым губам, затем уронил на землю и продолжил путь... Ариана полными слез глазами смотрела ему вслед. Сердце у нее мучительно сжалось — она заметила, что покрывало почти отвесно спускается со лба Бодуэна, гордая линия носа сохранилась, должно быть, лишь в ее воспоминаниях...