Особенно,... 
224 
Огромные массы людей за пределами этой группы не были так аккуратны или старательны. Они разбрасывали свое имущество в полном беспорядке. Уходя на новое место, они оставляли позади горы мусора и поломанные и разбитые вещи. Они и не могли беспокоиться о подобных мелочах: целью их жизни было преподать урок тем, кто не готов принять их превосходнейший образ жизни.
Видя реакцию Кэлен на всю эту ужасающую толпу, сестра Улисия кивнула в их сторону, а затем наклонилась чуть ближе к Кэлен.
– Я понимаю, что ты чувствуешь.
Кэлен сомневалась. Она вообще не хотела разговаривать, ибо нисколько не сомневалась, что Джегань присутствует в мыслях сестер, следя за тем, что может сказать Кэлен, пока его нет поблизости.
– На самом деле не имеет никакого значения, что именно я чувствую сейчас, не так ли? – сказала она двум присматривавшим за ней сестрам. – Он будет делать со мной все, что ему заблагорассудится. – Она потрогала порез на щеке, оставшийся от одного из колец Джеганя. Тот наконец-то перестал кровоточить. – И показал это вполне ясно.
– Полагаю, что да, – сказала сестра Улисия.
– Он будет делать со всеми нами все, что захочет, – добавила сестра Эрминия. – Не могу поверить, что мы были настолько глупы.
Вместе с Джеганем вернулась и группа офицеров. Чуть позади солдаты уже седлали для них коней. Другие солдаты выносили сундуки, стулья, столы и всякую мелочь из императорского шатра и грузили все в клети на поджидавших повозках. Как только шатер опустел, веревки ослабили, шесты опустили, и он лег на землю. В течение нескольких минут то, что выглядело как небольшой шатровый городок, с большим императорским шатром в центре, превратилось в пустое поле.
Джегань жестом указал человеку рядом с Кэлен, чтобы тот передал ей поводья лошади.
– Сегодня ты поедешь рядом со мной.
Кэлен заинтересовало, что такое предстоит ей делать на следующий день, но спрашивать она не стала. Его слова прозвучали так, будто у него уже заготовлен на ее счет какой-то план. Догадаться, что именно он задумал, она не могла, но боялась всего, чего бы он для нее ни припас.
Она сунула сапог в стремя и запрыгнула в седло, а затем еще раз бегло окинула глазом людское море, оценивая свои шансы, если попытается вырваться на свободу. Она способна сделать это через всю эту толпу, потому что, за исключением двух сестер и Джеганя, никто не мог помнить о ней достаточно долго, чтобы получить зрительный образ. Там, среди этих людей, какой устрашающей ни была эта мысль, она, в сущности, невидима. Для них это будет выглядеть так, будто лошадь без всадника скачет куда-то, и никто из них, скорее всего, не захочет попасть под ее копыта без основательной причины.
Сестры, продолжавшие тщательно следить за ней, тоже уселись в седла и расположились по сторонам от нее, чтобы быть уверенными, что она не имеет шанса удрать. Хотя она и невидима для солдат, сестры могли воспользоваться кольцом на ее шее, чтобы заставить ее свалиться на месте. Для этого им не обязательно быть поблизости; в свое время ей тяжело обошлись эти уроки. Ноги все еще болели от того, что с ней проделали недавно. И то, что ей сейчас придется ехать верхом, – неплохо, потому что она не думала, что способна далеко уйти пешком.
Людское море уже начало двигаться темными волнами. Отблески едва взошедшего солнца заискрились на оружии миллионов воинов, придавая армии вид некой жидкой субстанции. Как будто проплывая на плоту, несущем личную стражу императора и свиту из сестер, слуг и рабов, они начали дрейфовать через широко раскинувшийся океан людей, сам движущийся к горизонту на север.
Жаркое солнце вставало справа от них. Кэлен вместе с этой людской массой, устремившейся на север, ехала между двумя сестрами, посреди охраны императора. С высоты седла у нее был отличный обзор всего окружающего. К тому же сейчас ей не приходилось тащить на спине вещи, как это было прежде.
Болтовня среди солдат вскоре стихла под монотонным напряжением марша. Вести разговоры становилось для них все труднее. Вскоре Кэлен начала потеть от жары. Люди, несшие тяжелую поклажу, с трудом переставляли ноги, опустив глаза в землю прямо перед собой. Для них остановиться, скорее всего, означало быть растоптанными. То, что она обозревала, было многомиллионным войском, движущимся на север.
Почти весь день сквозь людские толпы пробирались повозки или люди на лошадях, раздавая пищу. Повозки, распределенные равномерно по всей армии, везли воду. За ними выстраивались шеренги людей, продолжавших шагать и в то же время ожидавших своей очереди, чтобы получить воду из продолжающей катиться повозки.
224 
