– Здесь я сглупил, – признался сам себе Мазарини, не веривший тогда в восходящую звезду молодого принца. – Теперь Карл вернулся на английский трон и стал Карлом II, а Гортензия могла бы быть королевой…
Но ныне король не хотел и слышать о ней. Время поджимало. Нужно было искать выход как можно скорее. Если сказать честно, то Гортензия в течение уже более двух лет имела почитателя. Это был молодой маркиз де ля Мейерэ, дворянин благородного происхождения, богатый, красивый и почитаемый при дворе. Правда, между ними была большая разница в возрасте: Арману де ля Мейерэ было к тому времени, как он встретился с Гортензией, уже 28 лет, а ей только 15. Но это не было препятствием, тем более, что молодой человек, казалось, действительно был влюблен.
Уже почти три года Арман каждые две недели останавливался у кардинала, чтобы просить руки Гортензии, в чем она ему так же регулярно отказывала. Молодой маркиз не терял надежды. Он писал своей красавице письма, когда та вместе со своей сестрой почти погибала от тоски в болотах Бурже. В то время пламенные письма поклонника были для Гортензии единственным развлечением.
Тщательно взвесив все «за» и «против», Мазарини пришел к выводу, что решение всех проблем именно здесь. Это было единственное, что позволило бы ему без сожаления вступить в тот мир, где земные блага уже не имеют ценности. Оставался лишь вопрос, был ли Мейерэ влюблен настолько, чтобы согласиться на усыновление… В первые дни января маркиз получил приглашение во дворец Мазарини. Он увидел кардинала закутанным в меха, в которых почти терялось его ослабевшее тело. Над высоким пламенем камина он грел свои длинные, бледные руки, за которыми тщательно ухаживал и которые, несмотря на болезнь, сохранили свою несравненную красоту.
– Вы еще хотите жениться на Гортензии? – спросил он без вступления, не глядя на гостя.
– Вашему преосвященству должно быть известно, что это – мое сердечное желание! Моя любовь к ней возрастает с каждым днем.
– Я знаю, знаю. Только не говорите мне о любви: я полагаю, да простит меня Бог, что мне она известна, так же, как вам! Я только хотел бы знать, готовы ли вы пойти на некоторые уступки, чтобы жениться на моей племяннице?
– На какие?
– Я решил, что Гортензия станет моей наследницей. Я стар и болен и знаю, что дни мои сочтены! Не спорьте: я не терплю благочестивой лжи! Тот, кто женится на моей племяннице, станет моим наследником целиком и полностью. Под этим я подразумеваю, что он отказывается от своего имени и берет мое, как и мой герб. Другими словами: Гортензия станет герцогиней Мазарини. От вас зависит, хотите ли вы стать ее герцогом!
Чтобы жениться на Гортензии, Ля Мейерэ готов был бы пройти сквозь огонь и воду. Он был безмерно в нее влюблен, и это сильное чувство очень скоро приведет к роковым последствиям. Однако в этот момент он был вполне счастлив и без малейшего колебания подписал все, что потребовал от него его будущий дядя. Предварительно он даже не информировал своего отца. Но, последний, честно говоря, дал бы уговорить себя без всякого труда, поскольку всем было известно, как богат кардинал!
Почувствовав приближение своего конца, он ускорил ход дела, и 28 февраля договор был подписан. И какой договор!
Как наследница дяди, Гортензия принесла мужу миллион двести тысяч экю, к тому же налоговые поступления от соляных копий в Бруаже, административное управление в Бриссаке, Филиппсбурге, верхнем и нижнем Эльзасе, пост наместника в Агно, верховенство над ля Фэр и Винценс, герцогства Понье и Майен.
Арман, в свою очередь, тоже не был беден. Он привнес в брак, кроме своего поста маршала артиллерии и своей резиденции, ренту в двести тысяч фунтов, что соответствовало состоянию в двадцать восемь миллионов фунтов. Эта часть, в случае, если бы брак оказался бездетным, должна была отойти брату Гортензии, герцогу Филиппу Невэрскому.
К этому добавлялась, естественно, мелочь в виде коллекции произведений искусства и драгоценных камней.
Осыпанные золотом и титулами, Гортензия и ее верный поклонник 1 марта были обвенчаны в церкви дворца Мазарини епископом фор Фреэс, монсеньором Ондедей в присутствии узкого семейного круга. О празднике или даже свадебном путешествии не могло быть и речи. Канцлер подходил к концу своей жизни, и епископ готовился к соборованию и таинству причастия.
Несколько дней спустя, 9 марта, канцлер отдал Богу душу. Это событие вызвало большой резонанс, а «благодарное» семейство сопроводило его с некрологом: «Слава Богу, он сдох!»