— Продолжайте, — глухо сказал ленсман.
— Он вел себя, как очень маленький мальчик. Говорил на почти детском языке. Белинда сидела, окаменев от отвращения, как она мне рассказывала. А потом он стал совсем бесцеремонным, потерял над собой контроль. Ей удалось освободиться, укусив его за ухо.
— Хорошо сделала, Белинда, — пробормотала Винга.
— Затем я нашел ее, совершенно бесчувственную, бежавшую по дороге, и услышал ее несвязный рассказ, затем… Да, я поехал прямо в Элистранд и… да, проучил Абрахамсена.
Казалось, что ленсман понял его.
— Вы не объясните это немного подробнее? Вильяр вздохнул.
— Я не могу припомнить, что я говорил или, вернее, кричал ему. Это были, кажется, такие слова как «старая свинья» и «проклятый распутный козел» и подобные вольности. Когда человек очень взволнован, то его ум становится не очень острым. Я ударил его, да, я это сделал, и крепко. Но совершенно не смертельно, далеко нет.
Ленсман спросил без всякого выражения:
— А Абрахамсен? Что он сказал?
— Он хныкал, как маленький ребенок. Я не помню всего, что он сказал. Да, может быть, это: «Вы же тронулись умом! Все знают, что вы тронулись, вы же можете убить меня!» и «Помогите! Есть тут кто-нибудь, кто может мне помочь спастись от этого ненормального?» В этом духе.
— И никаких извинений?
— Ну да, масса! «Я ничего не сделал, она сама этого хотела. Обыкновенная маленькая распутница». Тогда я, естественно, добавил ему, потому что знаю, что Белинда — не распутница!
Вильяр снова разволновался, его ледяные глаза горели, дыхание стало прерывистым.
— У вас опасный темперамент, Вильяр.
— Я стараюсь быть с вами честным, ленсман.
— Да. Но как закончилась битва?
— К сожалению, я не могу назвать это битвой. Это было настоящее избиение. Но категорически не убийство, в этом я клянусь!
— Где и в каком состоянии он находился, когда Вы его покинули?
— Он сидел, согнувшись, на софе в нижнем холле и вытирал кровь, сочившуюся из угла рта. Я разбил ему губу.
— Это правда, у него там рана.
— А я пошел на кухню, чтобы попытаться найти кого-нибудь, кто мог бы позаботиться о маленькой Ловисе. Там я встретил двух дам, которых попросил присмотреть за ребенком ночью. Это, видимо, ваши свидетели, ленсман?
Тот кивнул.
— Затем я вернулся в холл. Я прошел прямо через него и вышел наружу. Абрахамсен все еще сидел на софе и крикнул мне вслед: «За это тебя будут жечь, ты, дьявольское отродье! Ты думаешь, я не знаю, что Люди Льда — исчадия Сатаны? Но теперь с вами в приходе покончено, чтоб ты это знал!» Но женщины? Они же, очевидно, видели, что он был жив?
— Они не проходили через холл. Не смели, боялись встретить вас, Вильяр. Они вошли наверх по лестнице для прислуги и принесли малышку вниз к себе. Здесь она должна спать этой ночью.
Они услышали, как Белинда с облегчением вздохнула. Вильяр перевел дыхание.
— Должен сказать, что я все же обеспокоен. Если Абрахамсен был найден мертвым на софе, то, значит, я могу оказаться виноватым. Если у него было то или иное уязвимое место в организме, то…
Ленсман жестом отмел это.
— Он был найден не на софе. Он лежал на полу в большой столовой, перед дверью в салон.
— Это мне не поможет, — сказал Вильяр. — Он мог добраться до столовой, а затем умереть здесь от ран. Но эти раны, ленсман, были, действительно, не настолько велики, если у него не было больного сердца или если он не имел предрасположенности к удару или чего-то в этом роде.
— Кто его нашел? — спросил Хейке.
— Его мать, фру Тильда, когда вернулась домой. Она сразу вызвала меня.
— Почему он умер? Потому что получил удар в лицо?
— Нет. Дело не в этом. Он был убит кочергой. Она даже лежала на нем. Все долго молчали.
— Но я не пользовался никакими орудиями, в этом я клянусь перед Богом, — сказал Вильяр, побледнев. — Ничем другим, кроме своих кулаков. И мы также не были в других внутренних покоях. Только в холле.
Винга спросила:
— Вы уверены, что роковая рана была нанесена ему кочергой?
— Раны.
— Их много?
— Не счесть. Он был избит кочергой вдоль и поперек. Вильяр Линд из рода Людей Льда, вы сейчас пойдете со мной, не так ли?
— Под арест?
— Я, к сожалению, вынужден это сделать.