Брат Адам Пелликорн остановился посреди зала и смотрел на Рено, который приближался к нему. Видно, что-то его беспокоило, потому как, не утруждая себя изысканной вежливостью, принятой в ордене, он быстро спросил:
– Как брат Тибо?
Ответ ему не понадобился, он получил его, увидев слезы в глазах гостя, который, взглянув на него, низко поклонился.
– Так он умер? – так же отрывисто потребовал он подтверждения.
– Да. Позавчера ночью. Я… я сам похоронил его, завернув тело в белый плащ.
– Но как вы оказались подле него?
– Я принадлежал ему душой и телом. Всемогущий Господь привел меня к нему в час, когда мне грозила смертельная опасность. Меня… меня должны были бы повесить, если бы поймали… Когда я бежал через лес… на моем пути оказалась Забытая башня…
Брат Адам сурово нахмурил густые белые брови, лицо его омрачилось.
– Повесить? Какое скверное слово!
– Увы, но по-другому я не могу сказать о том, что мне грозило…
И Рено повторил командору рассказ, который уже выслушал от него тот, кого в глубине своей души он называл дедушкой, и мало-помалу суровое лицо старца разгладилось. Последнее слово произнес брат Адам:
– Прискорбно, что столь доброму королю служат негодные бальи! Разумеется, не все они таковы, как недостойный Жером Камар, но все-таки нужно, чтобы в Париже узнали про этого негодяя… Что в нем? – спросил старец, указав на холщовый мешок, который Рено уронил у его ног.
Рено тут же поднял свою ношу, обнимая ее обеими руками.
– Записки сира Тибо, он писал их во время своего долгого одиночества. Я не мог уйти без них.
– Вы их читали?
– Читал еще при жизни брата Тибо. Он сказал, что писал их для меня. Но мне негде хранить их, у меня ни кола ни двора. И тогда я подумал, что могу доверить их вам, потому что вы, сир, были его другом. Единственным другом, как я полагаю…
– Да, единственным, ибо Олина де Куртиля и его благородной супруги уже нет в живых.
– Что вы обо всем этом думаете? – спросил командор, указывая на мешок, с которым Рено наконец решился расстаться, протянув его брату Адаму.
– Я испытываю горькое сожаление, что не знал раньше, кем был брат Тибо, что мне выпало слишком мало времени, чтобы быть с ним и любить его.
– У вас впереди целая жизнь, чтобы любить его, узнав, что вы… вы были ему так дороги. Что вы намерены делать дальше? Вас посвятили в рыцари?
– Нет. Мой отец собирался отдать меня в конюшие графу Осерскому, чтобы я там принял посвящение, но теперь я не могу и мечтать об этом. Теперь я обречен быть беглецом.
– Не будем сейчас об этом. Храм может принять вас и посвятить в рыцари. Оставайтесь, пройдет время послушничества, и вам вручат меч и плащ. – Но, посмотрев на смущенное лицо юноши, брат Адам добавил: – Или монашеская жизнь не привлекает вас? Даже наша, в которой битв не меньше, чем служения?
– Дело в том… На меня возложено поручение, которое я должен выполнить… но для этого мне предстоит отправиться очень далеко отсюда. Я знаю, что выполнить его будет нелегко.
– А орден не сможет помочь вам? Хотите я скажу, какое на вас возложено поручение? Тибо де Куртене поручил вам отыскать подлинный Святой Крест, указав место, где он укрыл его накануне битвы у Рогов Хаттина; в той страшной бойне войско крестоносцев было разгромлено. Но мне трудно себе представить, как вы туда доберетесь один, но могли бы доплыть на корабле ордена в сопровождении монахов. Сейчас, когда благодаря походу Фридриха II и в особенности последнему походу графа Тибо Шампанского и Ричарда Корнуэльского королевство франков существует вновь и наши братья-храмовники восстанавливают свои могучие монастыри-крепости…
Рено переминался с ноги на ногу, лицо его становилось все несчастнее: он не мог понять, как ему все объяснить, не обижая стоящего перед ним почтенного старца, который принял его с таким доброжелательством. И все-таки он решился. Внутреннее чувство ему подсказало, что только правда поможет ему в разговоре с братом Адамом.
– А… если я поплыву в Святую землю на корабле ордена, я должен буду отдать святую реликвию Ордену тамплиеров?
– А разве это не самое правильное решение? Во время похода Святой Крест охраняли рыцари-храмовники, и сенешаль тамплиеров отдал приказ закопать святыню в том месте, назвать которое никто не смел даже под пыткой.