Последние отзывы

  8  

– Они простодушны, – сказали все.

Они уж было собрались отойти, когда его светлость спросил:

– Понимаете ли вы, что все это принадлежит не мне, не вам, а только всем людям, как драгоценнейшее наследие? А завтра ночью оно будет потеряно навеки.

Все так и замерли с разинутыми ртами. Раньше это не приходило им в голову.

– Упаси Боже, – воскликнул Тимолти. – Мы никак этого не допустим.

– Мы сначала вынесем это из дома, – сказал Риордан.

– Остановитесь! – воскликнул Кэйси.

– Спасибо, – сказал его светлость. – Но куда вы все это денете? Ветер разорвет все это в клочья, они сразу размокнут под дождем, расслоятся от града. Нет, нет, пусть уж лучше сгорят сразу.

– Ничего подобного. – сказал Тимолти, – я возьму его к себе домой.

– А когда эта вся грызня кончится, – сказал его светлость, – вы передадите этот ценный дар искусства и красоты прошедших времен в руки нового правительства?

– Я позабочусь о каждом из этих произведений искусств, – сказал Тимолти.

А Кэйси посмотрел на огромное полотно и сказал:

– Сколько же это чудовище может весить?

– Я думаю, – еле слышно произнес старик, – от семидесяти до ста фунтов.

– Мы с Бренхан дотащим это проклятое сокровище. Если нужно будет, ты, Нолан, нам поможешь, – ответил Тимолти.

– Потомки будут вам благодарны, – сказал его светлость. Они двинулись через холл, и опять его светлость остановился, еще перед какими-то двумя картинами.

– Это два «Ню»…

– Мы видим, – подтвердили все.

– Ренуара, – закончил фразу старик.

– Это француз, который их нарисовал? – спросил Руни. – Извините за выражение.

Картина написана во французской манере, это отметили все, пихая друг друга локтями под ребра.

– Это стоит несколько тысяч фунтов, – заметил старик.

– Я как-то в этом сомневаюсь, – сказал Нолан, тряся пальцем, по которому шлепнул Кэйси.

– Я, – начал Блинки Вате, чьи рыбьи глаза плавали в слезах за толстыми стеклами очков. – Я хотел бы приютить этих двух французских леди у себя дома. Мне кажется, я смогу унести каждую из них под мышкой, а потом повешу их над кроватью.

– Согласен, – с уважением произнес лорд.

Они пересекли зал и подошли к другой картине. На фоне пейзажа всевозможные чудовищные люди-звери давили фрукты и тискали сочных, как спелые дыни, женщин.

Все наклонились, чтобы прочитать табличку с названием «Сумерки Богов».

– Ничего себе, сумерки. Какие, к черту, сумерки, – сказал Руни, – больше смахивает на зарождение великого полудня.

– Думаю, – промолвил старик, – и в названии, и в выборе сюжета достаточно иронии. Обратите внимание на нависшее небо, на грозные фигуры, скрывающиеся в облаках. Боги не ведают, что в самый разгар вакханалии грядет Страшный Суд.

– Я не вижу в облаках ни церкви, ни каких-либо священнослужителей.

– В те дни Страшный Суд представляли иначе, – сказал Нолан. – Все об этом знают.

– Мы с Туоси отнесем этих демонов ко мне. Верно, Туоси? – спросил Флэннери.

– Верно!

Так они ходили по дому, останавливаясь то там, то тут, как будто совершали грандиозный обход музея, а все поочередно выражали желание отнести к себе домой сквозь ночной снегопад эскиз Дега или Рембрандта или написанные маслом произведения великих немецких живописцев. Наконец они подошли к довольно скверно выполненному портрету, написанному маслом, висящему в темной нише.

– Это мой портрет, написанный ее светлостью, – пробормотал старик. – Пожалуйста, оставьте его здесь.

– Вы хотите сказать, что он должен сгореть? – выпалил Нолан.

– А вот следующая картина, – продолжал старик, двигаясь дальше.

Наконец экскурсия подошла к концу.

– Конечно, если вы всерьез взялись что-то спасти, то в доме есть еще десяток редких ваз.

– Их необходимо вынести, – заметил Кэлли.

– На лестничной площадке персидский ковер.

– Мы его свернем и отвезем в Дублинский музей.

– И еще в большой гостиной висит уникальная люстра.

– Мы ее спрячем до тех времен, когда все беды закончатся, – вздохнул Кэйси, которого все это порядком-таки утомило.

– Ну что ж, – сказал старик, пожимая каждому из них руку. – Не кажется ли вам, что можно начинать? Я имею в виду, эту колоссальную работу по спасению национального достояния. А я пяток минут вздремну, прежде чем начать собираться.

И старик начал подниматься по лестнице.

Мужчины остались в зале одни. Они растерянно смотрели, как он уходит.

  8