25 
— Ты забыл о Богоматери, о Марии, королеве Храма, которому ты посвятил жизнь. Мария смягчит твои муки, и ты станешь больше думать об отце!
— Ты прав! Он теперь остается один... и с тем грузом, что мы привезли ему... да простит меня Господь! Я забыл, зачем мы приехали сюда! Где повозка?
— В сарае, где вы держите овечью шерсть. Он на три четверти пуст и хорошо запирается ключом, который дал мне барон Рено. Естественно, до похорон мы ничем заниматься не будем. Здесь соберется слишком много народу...
Настала ночь — одна из тех прекрасных весенних ночей, которые в Провансе предвещают знойные ночи лета. Те, кто пришел в замок днем, разошлись по домам. Замок закрылся. Оливье решил провести ночь у тела матери, надеясь, что отец согласится немного поесть и отдохнуть.
— Я уверен, что вы не спали с того момента, как узнали о несчастье, — сказал он. — Вы устали, и вам не следует переутомляться. Завтра будет тяжелый день!
Рено согласился разделить с ними ужин, который накрыли в огромной кухне, как в те дни, когда происходила охота. Они уселись возле камина, где жарился баран, а в пузатом котелке томилось птичье рагу, благоухавшее местными травами. Это были владения Барбетты, жены Максимена. Она царила здесь над войском горшков.
Барбетта была очень рада, что Рено пришел ужинать, хотя и понимала, что это не из-за кухни, которая ей самой казалась неотразимой, а ради счастья посидеть за одним столом с сыном. Истинная милость Неба, что тот вернулся как раз вовремя, чтобы поддержать своего отца в час испытания! У Барбетты мелькнул лучик надежды, когда она увидела его одежду с фамильным гербом, а не с этим красным крестом Храма — глубоко ненавистным ей с того момента, как «малыш» решил вступить в Орден. Мыслимо ли, чтобы единственное дитя столь благородной семьи обрекало свой род на угасание, своих родителей — на горесть вечной разлуки с ним, на невозможность прижать к груди внуков, а целое поместье — на то, чтобы увеличить собой громадные богатства и имущество Ордена! Такие мысли терзали могучую Барбетту, и на какое-то мгновение она поверила, что добрая Богородица и известные ей святые, которые часто слышали от нее жалобы на подобное положение дел, вняли ее просьбам. Увы, это продлилось недолго! Когда Оливье зашел поздороваться с ней, она хотела обнять его и поцеловать, как делала всегда до его отъезда, но он мягко отстранил ее:
— Ты же знаешь, Барбетта, что тамплиер не имеет права целовать женщину!
— Тамплиер, да, конечно, я знаю... но ведь к вам это теперь не относится, потому что вы приехали без вашего большого белого плаща с красным крестом?
— Да нет же, относится в полной мере! По серьезным причинам, которые я не имею права тебе объяснять, мне пришлось снять свой плащ, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания...
— Ах, так?
От разочарования Барбетта не смогла сдержать своей горечи:
— Чем они лучше, чем мы, эти гордые господа в белах плащах, коли ради них вы забросили семью, дом, земли и все, что подарено вам по доброте Божьей?
— Ничем, ведь я вас покинул только ради Господа. Чтобы служить Ему на полях сражений!
— Да ведь не будет больше сражений, потому что Святая земля потеряна! Чему теперь вы будете служить?
— Очень многому. Вот тебе пример: эти прекрасные церкви и соборы, построенные почти повсюду, — ведь это Храм своими деньгами оплачивает работы мастеров-каменщиков и подмастерьев, которые учатся у них искусству творить.
— Вы собираетесь стать каменщиком... или плотником? — недоверчиво спросила она.
— Ты сама понимаешь, что нет... Но некоторых из них я знаю и восхищаюсь их мастерством.
— Вы с ними знакомы? Как это?
— Мой отец, когда был конюшим монсеньора д'Артуа, был другом Пьера де Монтрея, строившего Святую часовню для короля Людовика, в его дворце. Теперь он уже мертв, но я знаю его сына и внуков.
Барбетта сдаваться не желала.
— Как вам будет угодно! Но зачем вам жить в Париже? Ведь здесь полно командорств! По крайней мере мы бы вас хоть иногда видели!
— Не беспокойся, я вернусь! С братом Клеманом, когда тот поедет в Прованс... если он по-прежнему оставит меня при себе! Мне там тоже неуютно. Будто их солнце... светит не так, как наше.
***
Хотя барон Рено согласился разделить ужин с сыном и братом Эрве, которого он знал давно, ибо тот был сыном его старого друга Гильена д'Ольнэ, он категорически отказался удалиться в спальню передохнуть, чтобы у тела покойной остались бдеть только Оливье со своим товарищем.
25 
