— Нет еще.
— Ты знаешь этих людей?
— И да и нет. Это отцы ее детей. Они должны знать кое-что о Петре, ведь кому, как ни своим возлюбленным люди доверяют больше всего!
— Мой отец? — вытаращив глаза, спросила Мали. — Ты знаешь, кто он?
— В коммунальном правлении хорошо умеют хранить тайны. Но я думала, что ты знаешь, кто он, Мали!
— Я? Если бы надзирательнице или кому-то еще в приюте было это известно, я бы тоже узнала об этом, можешь быть уверенной. Но никто ничего не знал об этом.
— Вот это да! — удивленно произнесла Нетта. — Когда я спросила моего начальника о том, кто твой отец, он был, разумеется, очень сдержан и дал мне сведения в строго конфиденциальной форме. Но я всегда считала, что источником этих сведений является его падкая до сплетен жена. Но оказалось, что это все же не так. Потому что если бы она знала об этом, весь город тоже был бы в курсе. Возможно, только двое человек в коммунальном правлении знали имя твоего отца. Но об этом я почему-то не подумала.
— И кто же он такой? — нетерпеливо спросила Мали.
Все сделали вид, что не слышат ее вопроса.
— Ты говорила мне об этом, — нахмурив брови, сказал Андре Нетте. — В записях Ваньи из Трондхейма об этом ничего не говорится. Она отмечает лишь то, что он любил поволочиться за женщинами. Об этом тайком сообщил ей один чиновник… Так значит, ты отправила ему накануне письмо? А другое письмо ты отправила… Эгилю Холмсену, не так ли? Отцу мертворожденного ребенка.
— Да, имя его есть в отчетах, найти его оказалось нетрудно.
— Письмо с динамитом… — задумчиво произнес Андре. — И после этого ты гадаешь, кто бы это мог тебя ударить вчера вечером!
Нетта побледнела еще больше.
— И ты считаешь, что… это один из них?
— Разумеется! Для кого-то из них является совершенно нежелательным напоминание о его прегрешениях с Петрой Ольсдаттер!
— Ты считаешь меня прегрешением? — фыркнула Мали.
— Нет, нет, извини, я имел в виду только отцов этих детей. Ведь оба они женаты.
— Да. А отец Мали очень знаменит и женат на богатой.
— Что? — сердито воскликнула Мали. — Вы хотите сказать, что я дочь этого… убийцы? Ведь он же почти убил Нетту!
— Успокойся, Мали, — сказал Андре. — Это мог быть и другой, Эгиль Холмсен. Судя по его виду, он на все способен. Но, думаю, нам лучше уйти отсюда, а то один из нас — не буду называть имени — начинает говорить слишком громко! Пойдемте в мою комнату и продолжим разговор там!
И когда они расселись по местам в его тесной комнате — Нетта на стуле, Андре на кровати и Мали на полу, он продолжал:
— Слава Богу, что ты поехала с нами, Нетта. Неужели ты не понимаешь, что посылать такие письма было рискованно?
Ей было очень неловко получать выговор именно от него.
— Я написала, что обещаю сохранить все это в строжайшей тайне, — сказала она.
— Тем хуже! Об этом письме знала только ты и тем самым подставляла себя под удар. Мали жалобно попросила:
— Скажите же мне кто-нибудь, кто мой отец!
— И когда мы вернемся, ты пойдешь к нему домой и как следует обругаешь его? — холодно заметил Андре. Можешь быть спокойна, ты узнаешь об этом, всему свое время.
Мали фыркнула, но смирилась. Она понимала, что именно так и поступила бы: отправилась бы к нему домой и, возможно, разбила бы семью.
Протянув ей маленький пакет, Андре сказал:
— Мали, это принадлежит тебе. Этот медальон перешел по наследству твоей матери от ее бабушки. А теперь, я думаю, нам нужно оставить в покое отцов и перестать возмущаться.
Мали с благоговением вытащила из пакета медальон.
— Какой красивый! — сказала она, держа его на цепочке. — Но… он похож на настоящий!
— Да, это настоящее золото, — сказал Андре. — Ведь Нордладе были крупными помещиками. И я не думаю, что мать твоей бабушки получила его в наследство от своей родни. Ведь мать твоей бабушки, Доротея, происходила из Эльвдалена и была дочерью Хавгрима и Кайсы из Варгабю. А они вряд ли были богаты.
Нетта озабоченно произнесла:
— Я помню, мы проезжали мимо деревни еще до остановки. Там должен был находиться дом Нордладе. И эта деревенька не производила впечатление особенно зажиточной!
— Я тоже помню ее, — сказала Мали. — Маленькие, полуразрушенные хижины вдоль реки… на поросшем травой склоне.